Непротивление злу насилием л н толстой. Cатьяграха — непротивление злу насилием

«Непротивление злу насилием»,

ненасильственное сопротивление,

сатьяграха -

у этого явления много имён.

Как и почему люди научились побеждать проигрывая?

Антивоенные демонстранты украшают цветами оружие военных, блокирующих подступы к Пентагону.
Арлингтон, США, 1967 год

Одно из первых общественных чувств, появившихся у человека, было чувство справедливости. Это очень важное чувство для коллективного животного: оно помогает группе выжить, стратегически дальновидно распределяя блага и риски между её членами.

И понятиями «честно» и «нечестно» дети до семи лет оперируют куда лучше, чем понятиями «хорошо» и «плохо». Ибо последние в целом являются абстракцией, в то время как справедливость, соответствующая моменту, интуитивно понятна всем, ибо её принципы кроваво ковались миллионами лет эволюции.

Именно поэтому такая простая и понятная вещь, как право сильного, на самом деле совершенно не работает, если мы говорим о людях.

Демонстранты, лежащие в краске, протестуют против саммита НАТО в Лиссабоне. 2010 год

Вот сильный крокодил вполне себе безмятежно закусывает слабым крокодилом, не испытывая никаких неудобств. В человеческом же обществе сплошь и рядом сильный, пытавшийся оттяпать голову ковылявшему мимо слабаку, становился объектом группового недовольства и нередко получал булыжником по тыкве от возмущённой общественности. Многими булыжниками.

Этологических механизмов, которые защищают слабейших и обеспечивают приятные бонусы сильнейшим, опекающим слабых, у нас очень много. И чем сложнее и развитее общество, тем сложнее и интереснее эти механизмы. И тем лучше они работают. В конце концов умение быть униженным и оскорбленным превратилось в мощнейшую силу.

Шествие против принятия законов о ювенальной юстиции. Москва, 2012 год

В судах мы выясняем истину, потрясая своими ущербами. Огромная часть нашего искусства - это рассказы о том, как нам плохо и обидно. Больше половины наших песен - это художественно оформленный плач. Немалая часть людей даже придумала себе униженных, оскорблённых и невинно убиенных богов, которые учили своих последователей терпеть, страдать - и выигрывать.

«Блаженны плачущие , ибо они утешатся » (Матф.5:4)

Неудивительно, что даже в геополитике, консервативнейшей из всех сфер человеческой деятельности, драматическое поражение постепенно стало превращаться в победу, сначала моральную, а потом и куда более реальную.

Лицензия на убийство

Как мы говорили, механизмы сочувствия к потерпевшим мы вынесли ещё с доразумных времён, с течением эпох они только оттачивались. Остались какие-­то совсем дремучие осколки совсем примитивных мифов о том, как сильные герои мучат слабых, но в целом народное мифотворчество ещё тысячи лет назад выковало образ героя, который сражается с могучими и жестокими противниками, защищая слабых. Древнейшие же герои, которые обижали детей и кроличков, обычно превращались в комических и в целом отрицательных персонажей - трикстеров - и добром не кончали.

Даже когда речь шла о царствах и завоеваниях, приходилось соблюдать правила. Ни на одной стеле мы не найдем честного рассказа о том, как Бухурушап Волосатый вытоптал своими боевыми слонами деревушку, в которой жили тридцать тихих и тощих рыбацких семейств, а заодно ещё пнул кроличка. Там всюду будут фигурировать полчища злоумышлявших врагов.

И да, конечно, это был лев.

Конечно, какое-то время спасали боги. На них многое можно было свалить. Если эти зачумленные рыбаки не просто варили свою уху, но еще молились неправильным богам, то они, конечно, заслуживали смерти. В Ветхом завете эта коллизия прекрасно описана в истории царя Саула: царь не послушал пророка и отказался казнить беззащитных пленных амаликитян, за что и получил от Яхве люлей. Потому что воля Бога, конечно, выше любой этики. Бунт против законного властителя, пусть даже этот властитель ежедневно вечеряет детским мясом, тоже рассматривался как вызов Богу, и потому бунтовщика можно было спокойно разорвать на кусочки боевыми слонами, не опасаясь народного недопонимания.

Но как только боги начали сдавать позиции, все стало гораздо сложнее. Уже в XVII веке появляются, например, работы философа Томаса Гоббса, в которых содержится мысль о том, что любой народ обязан восстать против своего суверена, если суверен слишком его притесняет.

Мысль эта была чрезвычайно созвучна каскаду революций, катившихся по Европе, и очень хорошо накладывалась на сознание постхристианской цивилизации. Напудренные головы маркизов летели в корзины под дружное улюлюканье людей, искренне считавших, что всё происходящее на подмостках гильотины справедливо, ибо там наказывают тех, кто обижал слабых.

Принцип неучастия

Индийское восстание 1857 года

Кошмарненькое послевкусие, оставленное Французской революцией, породило новую идею.

«Власть несправедливую и бесчестную свергать можно и нужно, но браться за оружие - это последний шаг, которого нужно как можно дольше избегать».

Полнее всего она была сформулирована в работах американского мыслителя . В 1849 году он опубликовал программное эссе «Гражданское неповиновение» , где и сформулировал «принцип неучастия» - идею индивидуального ненасильственного сопротивления общественному злу.

Костюмированная акция возле офиса «Аэрофлота» в защиту арестованных лидеров профсоюза пилотов. Москва, 2014 год

Конечно, какое-то время работа Торо казалась наивной и идеалистической. Но чем больше человечество смеялось над ней, тем серьёзнее оно над ней задумывалось.

А потом в 1857 году началось восстание наёмников-сипаев в Индии. Справедливости ради отметим, что хороши там были все. И британцы, и индийцы проявляли адскую жестокость друг к другу.

Англичане предавали сипаев казни «дьявольский ветер», привязывая их к жерлам пушек; сипаи в ответ вырезали жен и детей британцев самыми неаппетитными способами.

Протестант перед танками на проспекте Вечного Спокойствия в Пекине. 1989 год

И так как именно с этим периодом совпал серь­езнейший рост роли прессы, выяснилось, что общественное мнение как-то очень склонно сочувствовать тем, кто пострадал больше. Когда в британских лордов, совершавших оздоровительное турне по Альпам, начинали плевать местные мальчишки, а хозяева гостиниц перестали находить для них свободные комнаты, стало понятно, что для победы нужно не только победить, но и как следует пострадать. И английские газеты запестрели описаниями зверств темнокожих дьяволов - описаниями, которые раньше как-то не очень одобрялись, ибо воспринимались подрывающими боевой дух нации. С тех пор, пожалуй, у британцев и вошло в обычай больше всего гордиться своими поражениями, воспевать самые трагические страницы своей истории и ставить памятники в честь разгромов своей армии и потопления своих кораблей.

Они первыми поняли, что именно такие вещи воспламеняют патриотизм сильнее, чем победные реляции, бравые марши и пышные монументы в честь одержанных побед.

Размышления Генри Торо

1 Истинный патриот не может быть равнодушен к злу, которое совершается в его стране.

2 Если ты понимаешь, что какой-то закон преступен и несправедлив, ты не должен его выполнять.

3 Никаких «закон суров, но это закон» для патриота нет, ибо патриот общественное благо и справедливость ценит выше заданных программ.

4 Патриот должен быть готов пострадать за свои убеждения. Но без насилия, ибо насилие превращает его в реального преступника и, таким образом, унижает идею, которую он отстаивает.

5 Патриот должен публично заявить, что он считает данный закон злом, и категорически отказаться его выполнять. Да, его могут оштрафовать. Посадить в тюрьму. Даже убить. Но его страдание за правду неизбежно привлечет к идее сочувствие в обществе, и на место каждого погибшего борца за истину встанут десять его последователей… Всех, словом, не пересажаете.

Непротивленцы в России

И вот идеи Торо поползли по миру.

В России ими глубоко проникся Лев Толстой, породивший целое движение «непротивленцев».

«Нужно понимать, что непротивленцев одинаково презирали и цепные псы царского режима, и дьяволы со взрывательными машинками в преступных руках. Страдать русский народ, может, и привык, но страдание с фигой в кармане было на тот момент слишком свежей для него мыслью »

Толстой, правда, предпочитал рассуждать о непротивлении злу насилием на частном уровне человеческих взаимоотношений, но его последователи смотрели на вещи шире. Идеи Торо в переосмыслении Толстого стали особо популярны среди интеллигенции, но нашли определенный отклик и у трудового народа. Студенты выражали свой протест сходками, писатели - текстами, рабочие - забастовками.

************************************************************************

Имперская администрация среагировала на все это самым идиотским способом - насилием.

Студентов ссылали в солдаты, писателей отправляли в места отдаленные, рабочих и крестьян секли, а с появлением Столыпина и вешали. Власти в упор не умели отличать террористов от несогласных и вгрызались всем в глотки скопом. В результате естественной механической логики недовольных становилось всё больше, ибо трудно благостно взирать на мир, если твоего младшего сына выгнали из гимназии за непочтительное шмыганье носом рядом с портретом его величества, а старшего повесили за то, что он ухаживал за девушкой, собиравшейся кинуть бомбу в генерал-губернатора.

Апофеозом этого безумия стало, конечно, Кровавое воскресенье, когда власти не придумали ничего умнее, чем начать стрелять в народ, тащившийся к царю на поклон с иконами и робкой петицией. Сотня тел, легших в те дни на мостовые Питера, стала идеальным моральным оправданием для воронки насилия, захватившей десятилетия.

Как умучить власть по-хорошему

В ставшей руководством мирных протестантов книге «Политика ненасильственных действий» Джина Шарпа , выпущенной в 1973 году, содержится 198 способов троллить власть и подгрызать ее основание. Но в целом все рекомендации можно сократить до 30 основных.

1. Публичные выступления.

2. Письма протеста или поддержки.

3. Создание лозунгов, карикатур и символов, тиражирование их.

4. Раздача листовок, памфлетов, развешивание плакатов, нанесение надписей на стенах и мостовых.

5. Публикации в прессе, написание книг.

6. Сатирические награждения защитников власти.

7. Пикетирование.

8. Проведение самостоятельных опросов и референдумов.

9. Ношение символов.

10. Публичные молитвы.

11. «Преследование по пятам» официальных лиц.

12. Марши, парады, демонстрациии, автоколонны, символические похороны свободы, экономики, прав и т. д.

13. Проведение встреч и семинаров.

14. Молчание при контакте с официальными лицами.

15. Отказ от наград и титулов.

16. Отказ от общения с активными сотрудниками режима.

17. Бойкот товаров.

18. Бойкот праздничных общественных мероприятий.

19. Приостановление членства в общественных организациях.

20. Забастовки.

21. Отказ выходить из дома.

22 Эмиграция в знак протеста.

23. Массовый отказ от уплаты налогов, арендной платы, услуг ЖКХ, банковских кредитов.

24. Массовое снятие банковских вкладов.

25. Отказ от службы в армии, от выполнения долга присяжного.

26. Отказ принять назначение официальных лиц, неисполнение их распоряжений.

27. Голодовка.

28. Блокировка дорог.

29. Блокировка входов в правительственные знания.

30. Демонстративное самоубийство.

Как Махатма принца обидел

Куда более успешно «принцип неучастия» сработал в Индии, где его главным проповедником стал Махатма Ганди.

Индийцы любили восставать против англичан, и каждый раз это было кровавое и безнадёжное дело. Причем ещё и не добавлявшее мировых симпатий угнетённым народам Индии, потому что портреты маленьких дочек скромного английского миссионера, лежащих на залитой кровью веранде, увитой бугенвиллеями и окружённой угрюмыми бородачами в тюрбанах, были весьма суровым аргументом в пользу креста белого человека.

Джон Леннон и Йоко Оно во время семидневной акции «Не встанем с постели во имя мира». Отель «Хилтон», Амстердам, 1969 год

Мохандас Ганди, будучи человеком начитанным, был хорошо знаком с идеями Торо и Толстого и счёл, что для Индии они подойдут как нельзя лучше. Начатое им движение ненасильственного сопротивления, сатьяграха, надо признать, тоже не было особо успешным.

Да, индийцы охотно отказались пользоваться английскими товарами, разорив таким образом множество британских фабрикантов. Они не платили налоги и гордо шли за это в тюрьму. В 1921 году они не вышли встречать принца Уэльского, приехавшего улучшать дружеские отношения между странами, и ошеломленный принц вынужден был ехать по абсолютно пустым улицам Бомбея, Калькутты и Аллахабада. Местное начальство как-то не догадалось забить улицы врачами, учителями и сотрудниками ЖЭКов, так что вышел пренеприятнейший конфуз.

Апофеозом сатьяграхи Ганди стал, конечно, Соляной поход 1930 года -

массовые ненасильственные выступления индийцев против британских монополий.

Вот как описывает этот поход в своей работе «Искусство сатьяграхи» С. В. Девяткин, научный директор Новгородского межрегионального института общественных наук:

«События в округе Дхаршана являются выразительным примером того, что действия сатьяграхов не были вынужденными, но диктовались свободным выбором принять страдания ради своего дела. Жители округа собирались занять соляные варницы, принадлежавшие англичанам.

Полиция заблокировала вход.

В руках у полицейских были «латхи» - длинные деревянные палки с металлическими набалдашниками. Демонстранты построились в колонну на дороге перед входом в варницы. Первая шеренга двинулась вперед, на полицейский кордон. Сближение. На головы и плечи людей обрушились латхи. Все сбиты с ног. В крови и пыли их оттаскивают к перевязочному пунк­ту, развернувшемуся неподалеку. На место упавших подходит вторая шеренга. Удары дубинок в голову, грудь, живот. Никто из демонстрантов не пытается сопротивляться, не отвечает даже угрозой, не пытается уклониться от ударов. Они молча принимают их на себя, пока в состоянии стоять на ногах. И эта группа сбита. Подходит третья.

Присутствуют корреспонденты: некоторые не в силах выносить подобного зрелища и отворачиваются.

Шеренга за шеренгой индийцы молча пытаются пройти в ворота. Град ударов. Люди даже не поднимают рук - естественный рефлекс, чтобы защититься. Они идут и идут на место упавших, пока все участники демонстрации не прошли палочную «обработку». Наверное, европейцам эта бойня чем-то напоминала театр абсурда».

И все же сатьяграха не стала успешным проектом.

Ганди не мог контролировать людей, откликнувшихся на его призыв, а люди не всегда могли контролировать себя. Сплошь и рядом они рвались в бой - калечили солдат, убивали полицейских, жгли магазины и разрушали дома. Взамен их вешали.

Круговорот насилия так и остался неразорванным, Ганди отказался от сатьяграхи, объявив её преждевременной.

Вскоре Британия, повинуясь глобальным геополитическим изменениям, сама ушла из Индии, как и из большинства своих колоний.

А Ганди был убит фанатиками.

Современная концепция гражданского неповиновения получила развитие во второй половине ХХ века во многом именно под влиянием идей и политического опыта М.Ганди. Надо сказать шире, эксперименты Ганди с сатьяграхой дали импульсы, не всегда прямые, изменениям в общей теории власти, политической борьбы, социальных реформ и социальной организации, социальной и моральной справедливости. Концепция гражданского неповиновения является одной из них. В свете концепции гражданского неповиновения, важность вклада Ганди определялась демонстрацией потенциала метода несотрудничества в противостоянии и сопротивлении колониальному режиму.

Прежде всего, интересно выделить те черты в опыте Ганди, которые коррелируют с ролзовским описанием гражданского неповиновения. Они заключаются в следующем:

1) Акции гражданского неповиновения должны быть сознательными. То есть гражданин признает свою виновность в неподчинении закону и подтверждает свою осведомленность относительно того, что, согласно действовавшему Уголовному кодексу, его поступок подлежит наказанию.

2) Акции неповиновения должны быть принципиальными. Человек заявляет о своей законопослушности, однако выполнение этих законов противоречат его чувству долга, и он отказывается исполнить, следуя голосу своей совести.

3) Акции неповиновения должны быть публичными и прозрачными для власти, они открыты в особенности для тех, против кого они направлены.

4) Акции неповиновения должны быть выражением ненасильственного сопротивления.

5) Гражданское неповиновение находит оправдание в намерении противостоять нарушению законных интересов и прав людей или предотвратить их возможное нарушение.

Ганди не является автором идеи ненасилия. Ему не принадлежит безусловная заслуга перевода этой идеи в социально-политический контекст. Действительное социальное открытие, если не изобретение, Ганди заключается в том, что он по сути дела первым перевел эту идею на язык техники социально-политической борьбы. Он сделал ненасильственную борьбу массовой и успех этой борьбы поставил в зависимость от того, насколько полно и последовательно участвуют в ней простые люди, оставаясь самими собой: не порывая со своей средой, не бросая свои семьи, не отказываясь от своих интересов.

***************************************************************************************************

Мартин Лютер - король

Но где блистательно сработали идеи Торо - это, конечно, в деле борьбы с сегрегацией в южных штатах США.

Эти идеи последовательно и неуклонно проводил в жизнь лидер американских чернокожих - священник Мартин Лютер Кинг. Чернокожие мятежники ненавидели его чуть ли не больше, чем белокожие расисты, но Мартин Лютер упрямо и твердолобо шёл по выбранному пути.

Он понимал, что двенадцать процентов цветного населения, даже вооружившись до зубов и преисполнившись готовностью умереть за свободу, ничего не смогут добиться силой.

Стало быть, надо демонстрировать полное и окончательное бессилие.

Пусть собратья презрительно обзывают его «дядей Томом» и «хорошим негром». Он будет идти по пути непротивления злу насилием. Он будет призывать сестёр и братьев неуклонно настаивать на своих правах и терпеть последствия не защищаясь. Подставлять головы под дубины, сердце - под свинец, а шею - под петлю.

И пусть весь мир глядит на хижины в огне, на белые капюшоны куклуксклановцев, на повешенных подростков, на студентов, забитых до смерти, на фотографии маленькой девочки, чье белое платье испачкано кровью и нечистотами - так местные защитники расовой чистоты воспитывали ребенка, который просто хотел пойти учиться в школу…

Сидячие забастовки и демонстрации были единственным оружием сторонников Кинга.

И они оказались действенным оружием. Можно арестовать десять чернокожих за то, что они посмели сесть на места для белых. Можно арестовать тысячу. Но ты не можешь арестовать сотни тысяч людей, половина из которых - это белые, стоящие рядом с протестующими и держащие плакаты в их поддержку. Один за другим сегрегационные законы отменялись в южных штатах.

Мартин Лютер взывал к совести, а совесть, что бы там ни думали граждане, её лишённые, - это очень мощный аппарат воздействия.

В чём-то он хуже плети. Его речи-­проповеди приходили слушать сотни тысяч людей - и чёрных, и белых. Он получил Нобелевскую премию мира. Он стал символом при жизни. И когда в 1968 году позвоночник Мартина Лютера Кинга пронзила пуля из снайперской винтовки расиста Джеймса Эрла Рэя, на землю Кинг падал победителем.

Отныне расистская риторика и соответствующие взгляды в США подавляющим большинством людей воспринимались однозначной мерзостью. Сегрегационные законы были полностью отменены в считаные месяцы после гибели Кинга.

Ненасилие сегодня

В странах, по тем или иным причинам не вышедших из тинейджерского возраста, насилие по-прежнему является наиболее быстрым и наиболее недальновидным способом решения проблем (хотя и здесь ситуация потихоньку меняется ).

Сегодняшнее же развитое, взрослое общество(?) нетерпимо к насилию настолько, что принцип ненасильственного сопротивления в таких странах превратился в абсолютное оружие покруче атомной бомбы.

Симпатии всегда будут на стороне слабого и больше пострадавшего, сколь бы блистательно ни был неправ этот пострадавший изначально. Что, впрочем, естественно для повзрослевшего общества.

Умение терпеть и не давать сдачи слабому - это совершенно взрослая добродетель.

(много, но очень быстро читается)

http://put.ucoz.ru/index/0-58

Как высший, основополагающий закон жизни, любовь является единственным нравственным законом. Для нравственного мира закон любви является столь же обязательным, безусловным, как для физического мира - закон тяготения. И тот и другой не знают никаких исключений. Мы не можем отпустить камень из руки, чтобы он не упал на землю, точно так же мы не можем отступить от закона любви, чтоб не деградировать в нравственную порочность. Закон любви - не заповедь, а выражение самой сущности Христианства. Это - вечный идеал, к которому люди будут бесконечно стремиться. Иисус Христос не ограничивается прокламацией идеала, который, впрочем, как отмечалось выше, был сформулирован до него, в частности, в Ветхом Завете. Наряду с этим он дает заповеди.

В толстовской интерпретации таких заповедей пять

1) Не гневайся: "Вы слышали, что сказано древним: не убивай... А Я же говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду";
2) Не оставляй жену: "Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй... А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать";
3) Не присягай никогда никому и ни в чем: "Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы... А Я говорю вам: не клянись вовсе";
4) Не противься злому силой: "Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому";
5) Не считай людей других народов своими врагами: "Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших".
… По мнению Толстого, центром христианского пятисловия является четвертая заповедь: "Не противься злому", налагающая запрет на насилие. Древний закон, осуждавший зло и насилие в целом, допускал, что в определенных случаях они могут быть использованы во благо - как справедливое возмездие по формуле: "око за око". Иисус Христос отменяет этот закон. Он считает, что насилие не может быть благом никогда, ни при каких обстоятельствах, к помощи насилия нельзя прибегать даже тогда, когда тебя бьют и обижают ("кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" - МФ.,5,39). Запрет на насилие является абсолютным. Не только на добро надо отвечать добром. И на зло надо отвечать добром. Понятые именно в таком прямом, буквальном смысле слова Иисуса о не-насилии, непротивлении злу силой являются меткой правильного направления, той высотой, перед которой стоит современный человек на бесконечном пути его нравственного восхождения. Почему именно не-насилие?

Насилие является противоположностью любви. У Толстого есть, по крайней мере, три последовательно сцепленных между собой определения насилия. Во-первых, он отождествляет насилие с убийством или угрозой убийства. Необходимость применения штыков, тюрем, виселиц и других средств физического разрушения возникает тогда, когда стоит задача внешнего принуждения человека к чему-либо. Отсюда - второе определение насилия как внешнего воздействия. Необходимость внешнего воздействия, в свою очередь, появляется тогда, когда между людьми нет внутреннего согласия. Так мы подходим к третьему, самому важному определению насилия: "Насиловать - значит делать то, чего не хочет тот, над которым совершается насилие". В таком понимании насилие совпадает со злом и оно прямо противоположно любви. Любить - значит делать так, как хочет другой, подчинять свою волю воле другого. Насиловать - значить делать так, как я хочу, подчинять чужую волю моей. Центральный статус заповеди не-насилия, не-противления связан с тем, что она очерчивает границу царства зла, тьмы, как бы запечатывает дверь в это царство. В этом смысле заповедь непротивления является негативной формулой закона любви. "Не противься злому - значит не делай насилия, то есть такого поступка, который всегда противоположен любви".

Непротивление - больше чем отказ от закона насилия. Оно имеет также позитивный нравственный смысл. "Признание жизни каждого человека священной есть первое и единственное основание всякой нравственности". Непротивление злу как раз и означает признание изначальной, безусловной святости человеческой жизни. Жизнь человека священна не бренным телом, а священной душой.

Непротивление переносит конфликт не просто в сферу духа, а более узко - в глубь души самого непротивленца. Основное произведение Толстого, в котором излагается его концепция ненасилия, совсем не случайно называется "Царство божие внутри нас". … Душа самозаконодательна. Это значит, что человек властен только над собой. "Все, что не твоя душа, все это не твое дело", - говорит Толстой. Этика непротивления – это, по сути, и есть требование, согласно которому каждый человек обязан думать о спасении собственной души. Называя кого-то преступником и подвергая его насилию, мы отнимаем у него это человеческое право; мы как бы говорим ему: "ты не в состоянии думать о своей душе, это мы позаботимся о ней". Тем самым мы обманываем и его и себя. Можно властвовать над чужим телом, но нельзя властвовать и не нужно властвовать над чужой душой. Отказываясь сопротивляться злу насилием, человек признает эту истину; он отказывается судить другого, ибо не считает себя лучше его. Не других людей надо исправлять, а самого себя. Непротивление переводит человеческую активность в план внутреннего нравственного самосовершенствования.

Человек играет свою собственную роль только тогда, когда он борется со злом в самом себе. Ставя перед собой задачу бороться со злом в других, он вступает в такую область, которая ему не подконтрольна. … Люди через сложную систему внешних обязательств оказываются соучастниками преступлений, которые бы ни один из них не совершил, если бы эти преступления зависели только от его индивидуальной воли. "Ни один генерал или солдат без дисциплины, присяги и войны не убьет не только сотни турок или немцев и не разорит их деревень, но не решится ранить ни одного человека. Все это делается только благодаря той сложной машине государственной и общественной, задача которой состоит в том, чтобы разбивать ответственность совершаемых злодейств так, чтобы никто не чувствовал противоестественности этих поступков". Всякое убийство, каким бы запутанным и прикрытым ни был его причинный ряд, имеет последнее звено – кто-то должен выстрелить, нажать кнопку и так далее. Для смертной казни нужны не только соответствующие законы, судьи и так далее, но нужен еще и палач. Самый надежный, гарантированный путь устранения насилия из практики межчеловеческих отношений состоит, по мнению Толстого, в том, чтобы начать с этого последнего звена. Если не будет палача, то не будет и смертной казни. Пусть будут конституции, судьи, приговоры и все прочее, но если никто не захочет стать палачом, то некому будет исполнить смертный приговор, каким бы законным он ни был. Рассуждение это является неопровержимым. Толстой, конечно, знал, что охотники на роль палача всегда находятся. Он описал случаи, когда шла конкуренция за это по своему выгодное место. Но он сверх того знал еще другое: никто не может человеку запретить стать палачом, кроме него самого. Идея непротивления гарантирована только тогда, когда человек рассматривает его как предметное воплощение своего нравственного, человеческого достоинства, когда он говорит себе: "Я не стану палачом. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Я скорее умру сам, чем убью другого".

Отождествление нравственной суверенности личности с непротивлением воспринимается обыденным сознанием как такая позиция, которая противоречит человеческому стремлению к счастью. Толстой подробно рассматривает расхожие аргументы против непротивления. Три из них являются наиболее распространенными.

Первый аргумент состоит в том, что учение Христа является прекрасным, но его трудно исполнять. Возражая на него, Толстой спрашивает: а разве захватывать собственность и защищать ее легко? А пахать землю или растить детей не сопряжено с трудностями? На самом деле речь идет не о трудности исполнения, а о ложной вере, согласно которой выправление человеческой жизни зависит не от самих людей, их разума и совести, а от Христа на облаках с трубным гласом или исторического закона. "Человеческой природе свойственно делать то, что лучше". Нет объективного предопределения человеческого бытия, а есть люди, которые принимают решения. Поэтому утверждать об учении, которое относится к человеческому выбору, касается решимости духа, а не физических возможностей, утверждать про такое учение, что оно хорошо для людей, но невыполнимо - значит противоречить самому себе.

Второй аргумент состоит в том, что "нельзя одному человеку идти против всего мира". Что, если, например, я один буду таким кротким, как требует учение, буду подставлять щеку, отказываться присягать и так далее, а все остальные будут продолжать жить по прежним законам, то я буду осмеян, избит, расстрелян, напрасно погублю свою жизнь. Учение Христа есть путь спасения, путь блаженной жизни для того, кто следует ему. Поэтому тот, кто говорит, что он рад бы последовать этому учению, да ему жалко погубить свою жизнь, по меньшей мере не понимает, о чем идет речь. Это - подобно тому, как если бы тонущий человек, которому бросили веревку для спасения, стал бы возражать, что он охотно воспользовался веревкой да боится, что другие не сделают того же самого.

Третий аргумент является продолжением предыдущих двух и ставит под сомнение осуществление учения Христа из-за того, что это сопряжено с большими страданиями. Вообще жизнь человеческая не может быть без страданий. Весь вопрос в том, когда этих страданий больше, тогда ли, когда человек живет во имя бога или тогда, когда он живет во имя мира. Ответ Толстого однозначен: тогда, когда он живет во имя мира. Рассмотренная с точки зрения бедности и богатства, болезни и здоровья, неизбежности смерти, жизнь христианина не лучше жизни язычника, но она по сравнению с последней имеет то преимущество, что не поглощается полностью пустым занятием мнимого обеспечения жизни, погоней за миражами власти, богатства, здоровья. В жизни сторонников учения Христа меньше страданий уже хотя бы по той причине, что они свободны от страданий, связанных с завистью, с разочарованиями от неудач в борьбе, соперничеством, они не будут возбуждать в людях ненависть. Опыт, говорит Толстой, также подтверждает, что люди главным образом страдают не из-за их христианского всепрощения, а из-за их мирского эгоизма. "В своей исключительно в мирском смысле счастливой жизни, - пишет он, - я наберу страданий, понесенных мною во имя учения мира столько, что их достало бы на хорошего мученичества во имя Христа". Учение Христа не только более нравственно, но оно и более благоразумно. Оно предостерегает людей от того, чтобы они не делали глупостей.

Таким образом, обыденные аргументы против этики непротивления являются не более чем предрассудками. С их помощью люди стремятся обмануть самих себя, найти прикрытие и оправдание своему безнравственному и гибельному образу жизни, уйти от личной ответственности за то, как они живут.

Русская литература 19-го века названа философствующей литературой. В ней раскрывались темы ценности человеческого достоинства, милосердия, справедливости как высочайших ступеней нравственности в нашем далеко не совершенном человеческом мире. Эти темы переходили от одного писателя к другому. Произведения Пушкина, Гоголя, Толстого,Достоевского, Чехова учили человека находить в жизни вещи более значимые, чем сама жизнь. Философия Льва Толстого в этой плеяде гениев занимает особое место.

Центральными в религиозно-философском учении Льва Николаевича Толстого поставлены идеи любви и непротивления злу насилием. Он называет их «истинной основой жизни человека и всего мира», специфическим человеческим свойством, поднимающим его над миром животных и соединяющим его с Богом, с истиной.

Вот слова самого Льва Толстого: «Закон жизни человеческой есть закон любви, дающей высшее благо как отдельному человеку, так и всему обществу»….. Это «универсальный космологический закон духовной жизни». Но чувство любви обретает нравственный смысл только тогда, когда побуждает «делать дела любви», то есть действовать во благо других, и основывается на самопожертвовании, самоотречении, всепрощении, смирении, милосердии».

"Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?" - Лев Толстой считает, что жизнь человека наполняется смыслом в той мере, в какой он подчиняет ее исполнению воли Бога, а воля Бога дана нам как закон любви, противостоящий закону насилия.

Закон любви запечатлен в человеческом сердце. Он отражён в заповедях Христа, осмыслен основателями религий и выдающимися философами. Лев Толстой раскрывает эту тему: “. Чтобы спасти себя, свою душу от тлена, человек должен перестать делать зло, совершать насилие, в том числе и прежде всего тогда, когда он сам становится объектом зла и насилия. Не отвечать злом на зло, не противиться злу насилием” - такова основа жизнеучения Льва Николаевича Толстого.

Религии и этике непротивления в той или иной форме посвящено все творчество Льва Толстого после 1878 года:«Исповедь» (1879-1881), «В чем моя вера?» (1884); «Что такое религия и в чем сущность ее?» (1884), «Царство божие внутри вас» (1890-1893), «Закон насилия и закон любви» (1908); публицистический - «Не убий» (1900), «Не могу молчать» (1908).

Лев Толстой обладал даром провидения: за 100 лет до принятия Европой моратория на смертную казнь он ставил вопрос об её отмене, уже тогда, когда убийство преступника всем обществом считалось абсолютно оправданным. Он же прозрел и безнравственность праздной охоты, любимого занятия дворянства в России. Убийство животных на охоте он тоже расценивал как большой грех.

Лев Толстой предупреждал об опасности гонки вооружений: «Никто также не сомневается и в том, что взаимное вооружение народов приводит к ужасающей резне, к разорению и вырождению всех народов, порабощённых этим кругом взаимного вооружения. Наконец, никто не сомневается в том, что, если нынешние порядки продолжатся ещё несколько десятков лет, -всё это приведёт к общей катастрофе». Ближайшая история человечества после его смерти подтвердила эти его опасения.

Неслучайно известный теософ и педагог Р. Штейнер писал, что Лев Толстой предложил миру новую форму жизни, потребовав полной перестройки человеческой души, выступил «как провидец будущего, провозвестник новой мировой эры».

В советские времена идеологами атеизма толстовские идеи непротивления злу расценивались как « бессилие моральной проповеди»(Л. Шестов), как «юродство во Христе» (В. Ленин),» как мораль бегства»(И. Ильин). А Лев Толстой был уверен, что это путь преодоления зла в нашем материальном мире. Превращаясь из личного поведения в закон общественной жизни, он мог бы открыть новую перспективу духовной эволюции человека.

Значительная часть взглядов Льва Толстого не могла получить открытого выражения в России и только в заграничных изданиях была изложена в полном виде.

Махатма Ганди говорит о Толстом следующее: « Больше всего меня поразило в Толстом то, что он подкреплял свою проповедь делами и шёл на любые жертвы ради истины... Он был самый честный человек своего времени. Вся его жизнь - постоянный поиск, непрерывное стремление найти правду и воплотить её в жизнь. Толстой никогда не пытался скрыть правду, приукрасить её, не страшась ни духовной, ни светской власти, он показал миру вселенскую правду, безоговорочную и бескомпромиссную».

Непротивление злу насилием