Говорящие камни брестской крепости. «Я умираю, но не сдаюсь»

Речь, как вы понимаете, идет об авторстве надписи, сделанной 20 июля 1941-го года одним из защитников Брестской крепости. Справедливо считается, что надпись эта является символом стойкости и мужества, проявленных советскими солдатами в ВОВ. И казалось бы, какая разница, кто именно сделал эту надпись? Проблема для авторов Википедии здесь в том, что «надпись была обнаружена в казарме 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД СССР, одного из четырёх подразделений войск НКВД, которые вместе с гарнизоном Красной Армии дислоцировались в крепости». Нельзя же в самом деле рассказывать, что «символ стойкости и мужества» создан вертухаем! И поэтому: «По другим данным, надпись была обнаружена в казематах у Белостокских ворот крепости и к месту расположения конвойного батальона отношения не имеет. Автором этой надписи называл себя курсант пулеметной школы 44-го стрелкового полка Тимерен Зинатов».

Тут, как всегда, интересен проход по ссылке , приведенной в качестве источника.

Пройдя по ней, мы попадаем на статью некоего Александра Полануера, члена Союза писателей России из г. Волгограда (так подписана статья). Который утверждает, что надпись был сделана в другом месте, и к расположению батальона НКВД отношения не имеет. «На это в свое время указал исследователь истории обороны крепости, подполковник запаса Ю. В. Фомин (г. Брянск)». Утверждение тоже подкреплено ссылкой . Проходим по ней.

И попадаем на страницу форума Поисковых Движений, где действительно обсуждается вопрос о защитниках Брестской Крепости, но нет ни слова о надписи на стене. После долгих исканий по форуму такое утверждение за авторством некоего Фомина действительно обнаруживается. Утверждение это, конечно же, ничем не подкреплено. На этом «энциклопедичность» википедии заканчивается. Ссылок больше нет.

Но есть еще , который, напомню, по информации Википедии, утверждал, что именно он сделал эту надпись. Вот вся известная о нем информация. Служил курсантом в 44-м стрелковом полку. Во время обороны крепости был ранен, попал в плен. Дважды бежал из немецкого концлагеря — второй раз удачно. Странно, что после первой неудачной попытки он остался жив, но никакой информации об этом найти не удалось. Закончил войну в действующей армии, как и начинал, — рядовым солдатом. За оборону Брестской крепости был награжден орденом Отечественной войны II-й степени. После войны работал на стройках дальнего Севера, строил БАМ, а когда вышел на пенсию, поселился с семьей в городе Усть-Кут Иркутской области.

Будто бы не раз заявлял, что именно он сделал ту знаменитую надпись, а «устав доказывать свое авторство», в сентябре 1992 года приехал в Брест и свел счеты с жизнью, бросившись под поезд на Брестском железнодорожном вокзале. При нем нашли семь тысяч рублей, которые он привез из дома на собственные похороны, и предсмертную записку с проклятиями правительству Ельцина. Похоронить просил в крепости.

Из предсмертной записки Зинатова (публиковалась в газетах): «…если бы тогда, в войну, умер от ран, я бы знал: погиб за Родину. А вот теперь – от собачьей жизни. Пусть так и напишут на могиле… Не считайте меня сумасшедшим… Мы были героями, а умираем в нищете! Будьте здоровы, не горюйте за одного татарина, который протестует один за всех: “Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!”.


Во всей этой истории странно то, что найти хоть какие-нибудь свидетельства того, что ветеран войны Тимерен Зинатов действительно приписывал себе авторство брестской надписи, не получается. Он ее повторил в своей предсмертной записке – это да, но кому, когда и при каких обстоятельствах рассказывал о том, что является создателем оригинала, неизвестно.

О нем, кстати, писал статьи и очерки Виктор Кожемяко – известный советский и российский журналист обозреватель газеты «Правда». Но почему-то не упоминал, что Зинатов считает себя автором той надписи. Мало того, согласно записанным Кожемяко воспоминаниям Тимерена Зинатова, в плен он попал 30 июня. Каким образом он мог сделать надпись 20-го июля непонятно.

Сегодня установить истину, конечно, невозможно. Констатировать можно только то, что появление после смерти Зинатова версии о его авторстве, было очень своевременно в рамках масштабной кампании по, скажем так, пересмотру истории СССР вообще и ВОВ в частности.

В 1992 году фразу "Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!“ повторил в своём предсмертном письме участник обороны Брестской крепости Тимерян Хабулович Зинатов. ( и )


Тимерян служил курсантом в полку, которым командовал его земляк майор Гаврилов . В первые дни обороны был ранен, 30 июня попал в плен. Дважды бежал из немецкого концлагеря - второй раз удачно. Закончил войну в действующей армии как и начинал - рядовым солдатом. За оборону Брестской крепости был награжден орденом Отечественной войны II-й степени. После войны исколесил всю страну, работал на стройках дальнего Севера, строил БАМ, а когда вышел на пенсию, обосновался с семьей в Усть-Куте.

Именно Зинатов писал Смирнову о боевом знамени 44-го полка.
«...Когда наш штаб горел,мы - Амосов, Гущин и я - из огня вытащили полковое знамя и спрятали под кухней столовой 44-го полка в подвале.
Сохранилось или нет это знамя, я не знаю, так как прошло уже много времени...»

(Из главы «Новые имена,новые факты» стр.357 «Детская литература» 1965 г. Неизвестно почему, но в интернет-версиях Книги этот фрагмент упущен).

Он каждый год приезжал из Усть-Кута в крепость, дарил сотрудникам музея торты и проводил там почти весь свой отпуск. Тимеряна Хабуловича там все хорошо знали. Он был очень скромным, неназойливым, умел то, что не всякому дано, - слушать других. Его родные рассказывали, что он всегда отказывался пользоваться льготами участника войны. Зинатов никогда не просил помочь ему с покупкой автомобиля, телевизора, холодильника. Когда его семья, зная крутой характер деда, втайне всё-таки записала его на дефицитную мебель, то он устроил дома скандал: «Я Родину защищал, а не привилегии!» . Но если надо было что-то для других просить, то был первым.
Беседа-интервью с Тимеряном Зинатовым среди прочих была опубликована в книге «Лица века» , написанной одним из ведущих журналистов «Правды» рязанцем Виктором Кожемяко .


В последний его приезд, в сентябре 1992-го года, все было, как обычно. В очередной раз приехав в Брест из родного Усть-Кута, Тимерян долго бродил по священным для него улицам города, по пустующей легендарной цитадели. В пятницу он попрощался с работниками музея, сказал, что в выходные домой уезжает. И никто не мог подумать, что Тимерян Хабулович приезжал в крепость в последний раз для того, чтобы проститься с этим памятным ему местом уже навсегда.

Когда в понедельник сотрудники мемориала пришли на работу, раздался звонок из транспортной прокуратуры, приведший всех в состояние шока.
Случилась страшная трагедия, страшная настолько, что поначалу никто просто не мог поверить в произошедшее. Защитник Брестской крепости, выживший здесь в кровавом котле 41-го года, Тимерян Хабулович Зинатов покончил с собой, бросившись под колёса поезда на Брестском железнодорожном вокзале. Кто-то потом припомнит долго стоявшего на перроне аккуратного старика с чемоданом. Пожилые люди всегда приезжают на вокзал с запасом. Он все рассчитал перед тем, как броситься под поезд.

При нем нашли семь тысяч рублей, собранных им на собственные похороны, и несколько предсмертных писем с проклятиями, как он написал, "ельцинско-гайдаровскому правительству" - за всю эту устроенную ими жизнь, за унижение ветеранов, за измену Великой Победе. Он просил похоронить его в Бресте в той одежде, в какой был. Больше так жить он уже не мог.

Союз распался, сбережения сгорели, молодежь стала корить стариков за исторические ошибки.

Почему Тимерян так часто бывал в крепости? Он, как и многие сражавшиеся здесь солдаты, только в крепости чувствовал себя защищенным. Тут никто и никогда не сомневался, что они были героями настоящими, а не придуманными.
Люди, которые воевали, не могли и представить себе, что им когда-то могут бросить в лицо: "Зачем побеждали, теперь бы мы баварское пиво пили"...

Из последнего письма Тимеряна Хабуловича:

«...Если бы тогда, в войну, умер от ран, я бы знал: погиб за Родину. А вот теперь - от собачьей жизни. Пусть так и напишут на могиле... Не считайте меня сумасшедшим...»
«... я хочу умереть стоя, чем на коленях просить нищенскую пособию для продолжения своей старости и дотянуть до гроба с протянутой рукой! Так что, уважаемые, не судите крепко меня и войдите в мое положение. Средства оставляю, если не обворуют, надеюсь, на закопание хватит, для закопания гроба не надо. Я в чем есть, той одежды хватит, только не забудьте в карман удостоверение горисполкома положить для потомков наших. Мы были героями, а умираем в нищете! Будьте здоровы, не горюйте за одного татарина, который протестует один за всех: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!»

Жена его потом рассказывала:

«...выкопал картошку, оделся получше и сказал, что поедет в Брестскую крепость. Его семья никогда особо не интересовала, все крепость да крепость. Никто тогда и представить не мог, что он собрался в свою крепость умирать...»

История трагической гибели Тимеряна Зинатова потрясла всю страну.
Расходы на похороны брестские городские власти взяли на себя. Похоронили героя за счет статьи «текущее содержание объектов благоустройства» .

Могилу Тимеряна Хабуловича на городском кладбище знают все: на ней стоят два памятника: один - от Брестского горисполкома, второй - от правительства и ветеранов Татарстана.
«Я ради Родины умирал, я ради Родины выживал» , - говорил в последние годы немногословный Зинатов, когда его пытались переубедить, что нет сегодня такой идеи, которая стоила бы человеческой жизни. Он думал иначе. Что же будет с Родиной и с нами, когда последний часовой долга оставит свой земной караул. Одна из газет рассказала, как после войны в казематах Брестской крепости была найдена надпись, нацарапанная на стене штыком: «Умираю, но не сдаюсь. Прощай,Родина! 22/VII-41 г.» .

Предсмертные письма Тимеряна Хабуловича Зинатова среди прочих бесценных реликвий легендарной обороны хранятся сегодня в музее-мемориале «Брестская крепость-герой» .

«Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!», - всем известное граффити нацарапанное в районе Белостокских ворот, на стене казармы 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД СССР. Да, граждане - антисоветчики, почти наверняка эту запись оставил конвоир из НКВД, но сейчас не о том. Это граффити чётко датировано 20 июля 1941 г., война шла уже почти месяц.
Среди тех "людей первого часа войны", начавших её на рассвете 22 июня и продолжавших на протяжении долгих недель было немало уроженцев Кировской области. Известно более 50 фамилий наших земляков принявших первый удар врага в крепости - герое и её окрестностях. Список, на самом деле, далеко не полный, ведь даже точное число участников обороны Брестской крепости до сих пор не известно (называются разные цифры от 11 до 15 тысяч человек). Очень немногим бойцам удалось пережить те бои лета 1941 г., и почти все уцелевшие прошли через ужас немецкого плена.
Вот воспоминания наших земляков - защитников Брестской крепости.


Журавлев Евгений Васильевич - (Пижанский район) рядовой 455-го стрелкового полка. Сражался возле Трехарочных ворот. 1 июля тяжело ранен. Попал в плен. После войны жил в д. Безводное.

"В ночь на 22 июня я заступил в наряд - часовым в орудийном парке. За рекою было спокойно. Если, правда, не считать двух глухих пулеметных очередей. Но они тревоги у меня не вызывали: раздавались за Бугом выстрелы и раньше.
Я сдал свой пост земляку, пижанцу Александру Ефремову, и вернулся в караульное помещение. Не прошло и получаса, как крепость содрогнулась от мощнейших артиллерийских ударов и потонула в оглушительном грохоте. Все рушилось и горело. Крепость задыхалась в дыму.
Погиб в ту ночь на посту Александр Ефремов. С поста не вернулся и другой мой земляк, Петр Лаптев, охранявший на товарной станции состав, прибывший с запада: около четырех утра по условному сигналу двери во всех вагонах этого поезда распахнулись, и на землю попрыгали фашистские автоматчики, которые, сняв часовых, двинулись к крепости.
... Нашу группу возглавил лейтенант Сорокин. Мы заняли оборону у Трехарочных ворот и отбивали атаки врага у моста через Мухавец. Девять суток держались. Не было пищи, не хватало патронов, мучила жажда, хотя вода была рядом. Редко кому удавалось под покровом ночи пробраться к реке, чтобы зачерпнуть каской глоток воды. А если и удавалось, то воду отдавали раненым - их становилось все больше и больше.
Меня ранило на десятые сутки, когда было принято решение отходить. Я делал дымовую завесу для отхода, и в этот момент меня обожгла пуля. Я упал. Очнулся от удара фашистского сапога. Меня взвалили на носилки и понесли. Я понял: это - плен..."
Четыре года провел вдали от Родины в фашистских концлагерях Евгений Журавлев, чудом оставшихся в живых.


Клопов Константин Васильевич - уроженец Кирова, сержант 333-го стрелкового полка. Сражался в районе Тереспольских ворот Цитадели. 26 июня при попытке выйти из окружения был ранен и схвачен фашистами. Весной 1944 года совершил побег из лагеря военнопленных и вступил в партизанский отряд. После соединения с частями Советской Армии участвовал в боях на территории Восточной Пруссии. 14 февраля 1945 г. был тяжело ранен. Награжден орденом Славы III степени. Работал в тресте "Кировлесстрой".

"...Ночью, в четыре часа, в нашей комнате вылетели рамы, и взрывная волна сбросила нас с кроватей.
В первый момент я растерялся, но скоро понял: это напали фашисты. Нужно защищаться организованно. Несколько моих товарищей побежали к погранзаставе. К тому времени враг уже захватил Западные ворота и вел такой плотный огонь, что многие сразу же были убиты и ранены. Под градом осколков снарядов и пуль мы поползли к складу боепитания, чтобы достать оружие. Трое или четверо артиллеристов из полковой батареи в это время тащили к Западным воротам 75-миллиметровую пушку. Мы выскочили и помогли подтянуть ее и установить на прямую наводку.
Артиллеристы около часа отбивали атаки гитлеровцев, пока враги прямым попаданием не вывели орудие из строя. Эти ребята сделали большое дело: в первые минуты, когда царила полная растерянность, они ценой своей жизни дали возможность личному составу 333-го стрелкового полка привести себя в боевую готовность и расставить силы для обороны...
Из штаба погранзаставы выбежал старший лейтенант, но был убит. Следом за ним выскочила, видимо, его жена с сынишкой лет 4 - 5. Мальчик, увидев лежащего отца, бросил руку матери, сел на дороге возле убитого и, тряся его за рукав, звал: "Папа, папа!" Фашисты, не считаясь с тем, что перед ними малыш, открыли огонь и по нему. Пуля перебила мальчику руку ниже локтя. Он же с большими испуганными глазами продолжал звать отца. Кисть его безжизненно висела, но он не плакал. Мы внесли его через амбразуру в подвал.
Днем 22 июня мне впервые пришлось вплотную, лицом к лицу столкнуться с гитлеровцами. Это были откормленные рослые детины с нашивками черепа и перекрещивающихся костей на рукавах и касках. Они лезли, не разбирая ничего, все пьяные, и что-то кричали. Большинство их легло у наших амбразур, а часть укрылась в здании костела.
23 и 24 числа атаки стали реже, но зато чаще повторялись артналеты и бомбежки с самолетов.
25 июня мы втроем (Березкин, Ильичев и я) вышли к Западным воротам и по чердаку казармы, в которой располагался батальон МВД, направились к Юго-Западным воротам. Здание было сильно разрушено, опустошено огнем, но никем не занято. У самых Юго-Западных ворот мы столкнулись с немцами. Они не ожидали увидеть нас здесь и поэтому после первого же броска гранаты удрали. Тут начался сильный обстрел. Мы вынуждены были отойти. На другое утро было приказано подготовиться к контратаке форсированием Мухавца, чтобы отбросить группировку врага, вклинившуюся по реке в центр крепости и мешавшую соединиться с соседними бойцами.
Контратака была молниеносной. Две короткие пробежки - и мы уже в реке. Вода кипела от снарядов и пуль. Здесь погибло много наших товарищей. На середине реки меня, видимо, немного оглушило, я очнулся уже у самого берега. Уничтожив огневые точки врага, наша группа разделилась. Одни прорвались в направлении северо-восточной части крепости, другие преследовали отступавших фашистов до шоссе Варшава - Минск. В это время наша группа заняла оборону на правом фланге.
По шоссе непрерывным потоком шли тяжелые автомашины с пехотой и артиллерией и другая боевая техника. Из вооружения у меня остался автомат, у остальных - пистолеты "ТТ".
Здесь, на открытом месте, силы совсем стали неравными. За какие-то полчаса участок нашей обороны буквально перепахали бомбы и снаряды. Во время этого налета меня ранило осколком в бедро правой ноги. Когда кончился обстрел, по шоссе быстро подъехали две машины, обтянутые полотнищами с красным крестом. Мы даже и не стреляли по ним, считая их машинами Красного Креста. Но зато они сразу же открыли огонь из двух пулеметов и двух десятков автоматов. Оказалось, это были бронемашины.
Ударом приклада меня заставили подняться, и с помощью товарищей я добрался до шоссе. Здесь только дошло до сознания, что мы попали в фашистский плен..."


Исполатов Николай Михайлович - уроженец Котельнича, рядовой 44-го стрелкового полка. Сражался на Кобринском укреплении. 27 июня попал в плен. Прошел через фашистские лагеря. После неудачного побега зимой 1944 года подвергся пыткам в гестапо. 7 апреля 1945 года с группой заключенных, обезоружив часового, уходит в горы, где встречается с французскими партизанами.
"...24 июня через одного бойца до нас дошел приказ, в котором говорилось, что каждый боец и командир должен до конца выполнить свой долг перед Родиной.
Как-то распространился слух о том, что наши выбили гитлеровцев из Бреста. И как бы подтверждая это, в ночном небе появился советский самолет. За стенами крепости заговорили вражеские орудия. Всю ночь никто не смыкал глаз. Все выжидаючи молчали. Казалось, даже раненые в темном углу стонали не так громко. Каждый надеялся. Наступала новая, четвертая ночь. Когда надежда исчезла, решили прорываться.
Хорошо помню эту последнюю ночь в Брестской крепости. В каземате нас осталось только трое. Мы ползем от камня к камню. На небе горят звезды. От них даже камень светится. А между камнями мрак. Выбираем темноту и ползем. В воздухе пахнет гарью. Нечем дышать. Но кашлять каждый боится. Вдруг в звездном небе вспыхнула ракета. Стало светло, как днем. Мы прижались к земле. Снова спустилась ночь.
"Миновало", - подумал каждый.
В этот момент ясно обозначился яркий след трассирующих пуль. Затарахтели пулеметы. Засвистели пули. Обожгло правое ухо. Мы упорно продолжаем ползти. Сверкнул огонь. Нечеловеческая сила приподняла и бросила с размаху в темноту, туда, где камни...
...Вечером 27 июня я пришел в себя. Глаза видели плохо. Слух, казалось, навсегда потерян. Мы лежали на земле, истекая кровью. А на другой стороне Буга все горело. Глухие взрывы и артиллерийские выстрелы сотрясали воздух. Крепость боролась...".

Харин Федор Федорович - уроженец Слободского района, рядовой 31-го автобата. Держал оборону возле Холмских ворот. 28 июня контужен, попал в плен. Бежал из лагеря, но был схвачен польскими предателями и снова брошен в лагерь. 8 мая 1945 г. был освобожден Советской Армией. После войны работал шофером на кожевенно-обувном комбинате имени В.И. Ленина. В 1971 году награжден орденом Трудового Красного Знамени.
"Вечером 21 июня мы с земляком, слобожанином Мишей Пономаревым, смотрели в Цитадели фильм про Валерия Чкалова и обратили внимание на то, что среди зрителей слишком уж много незнакомых солдат и офицеров.
Ночью нас оглушили взрывы. Мы повскакивали с коек и бросились к дверям. Они не открывались: рухнувший потолок завалил выход. Мы выпрыгнули из окон (казарма была на втором этаже) и побежали к зданию 333-го стрелкового полка, где были подземные казематы. Сюда уже сбегался с криками народ. Одни успели одеться, другие были в нижнем белье. А кругом гремело, полыхало. Сорвали с двери замки и, пропустив вперед женщин и детей, спустились в подвал. Когда немножко опомнились, бросились на поиски одежды и оружия.
Несколько дней мы держали оборону у Холмских ворот вместе с пограничниками и бойцами 333-го стрелкового полка. Силы были явно неравными, но мы держались, сколько хватило сил.
Меня контузило на пятый день войны. Помню, что завернули меня в простыню и оттащили в сарай, где лежали тяжелораненые. Надежд на спасение уже не было..."

Маренин Алексей Ильич - уроженец Юрьи, курсант полковой школы 44-го стрелкового полка. Пулеметчик. Держал оборону у Тереспольских и Холмских ворот. Дважды контужен. 8 июля, форсировав Мухавец, с группой бойцов вырвался из крепости и перешел линию фронта. После лечения в госпитале воевал в Красной Армии. Участвовал в боях под Сталинградом, на Орловско-Курской дуге, освобождал Киев, Чернигов, Львов, участвовал в Висло-Одерской операции. Награжден орденами Славы III степени и Красной Звезды, медалями.
"Забыть те дни невозможно. Они стоили целой жизни.
Разве можно, скажите, забыть рев женщин и плач детишек, которых решено было сдать во вражеский плен?! Пошли на эту, крайнюю уже, меру лишь ради того, чтобы они выжили и смогли потом рассказать правду, как, истекая кровью, боролась до последнего дыхания крепость. До сих пор у меня их крики и плач в ушах стоят!
Я был пулеметчиком и держал оборону на участке между Холмскими и Тереспольскими воротами. Хорошо помню руководителей обороны - лейтенанта Кижеватова, старшего лейтенанта Бытко, капитана Зубачева... Все они погибли героями.
24 июня мы дали друг другу клятву держаться до последнего патрона. Эту клятву мы выполнили. Патронов действительно с каждым днем оставалось все меньше, а фашисты, словно почувствовав это, развернули наглую пропаганду. В громкоговорители они на чистом русском языке призывали нас сдаться, гарантировали жизнь и всякие блага. Мы в ответ каждый раз выставляли на штыках винтовок красные флажки, которые приводили фрицев в ярость.
Помню, был среди нас старшина Мейер, немец из Поволжья, так тот все на фашистских листовках на Гитлера карикатуры рисовал. Однажды изобразил фюрера свиньей, так этот рисунок пленному фашисту на спину прикрепили и, дав пинка под зад, отправили к своим..."

Список кировчан - защитников Брестской крепости:
Анисимов И.А. (Зуевский район)
Ашихмин И. (Слободской район)
Баранцев В.Г. (Юрьянский район)
Баранцев М.И. (Юрьянский район)
Ведерников А. (г. Советск)
Вылегжанин Н.Н. (Юрьянский район)
Горев Н.С. (Орловский район)
Ефремов А. (Пижанский район)
Жаровцев В. (Пижанский район)
Жуйков (Пижанский район)
Журавлев Е.В. (Пижанский район)
Зверев А.А. (Пижанский район)
Зверев Н.Г. (Пижанский район)
Зыков И. (Пижанский район)
Иванцов В.А. (Нолинский район)
Изергин (Пижанский район)
Ильин (Пижанский район)
Ильичев В.А. (Слободской район)
Исполатов А.М. (г. Котельнич)
Исполатов Н.М. (г. Котельнич)
Казаков В.В. (Санчурский район)
Кандаков Е.И. (Санчурский район)
Каргопольцев (Слободской район)
Клопов К.В. (г. Киров)
Козлов А.М. (Оричевский район)
Коробейников Н.Е. (Юрьянский район)
Костин Н.И. (г. Киров)
Костромин А. (Пижанский район)
Кочкин А.В. (г. Киров)
Кошкин А.А. (Санчурский район)
Краев П.Н. (Кикнурский район)
Лаптев П.А. (Пижанский район)
Маренин А.И. (п. Юрья)
Маренин С.Н. (Юрьянский район)
Машкин Г.И. (Пижанский район)
Мильков Н.И. (Пижанский район)
Мотовилов Л. (Пижанский район)
Мотовилов Н. (Пижанский район)
Мухачев Н.И. (Даровской район)
Некрасов М.И. (г. Котельнич)
Пашкин А.Е. (п. Нагорск)
Перевозчикова М.Г. (г. Киров)
Половников Н. (Юрьянский район)
Пономарев М. (Слободской район)
Приемышев С.Г. (Зуевский район)
Резвухин И.В. (Слободской район)
Решетников А.Д. (Нолинский район)
Савиных (Пижанский район)
Симонов Н.Д. (Юрьянский район)
Ситников П.И. (г. Киров)
Скобелкин А.К. (Юрьянский район)
Суслов А.И. (Юрьянский район)
Титов И.А. (Кирово-Чепецкий район)
Токарев К.А. (Тужинский район)
Харин Ф.Ф. (Слободской район)
Чемоданов А. (Пижанский район)

Вечная память героям!

Нередко находясь в смертельной критической ситуации, человек оставляет какое-нибудь сообщение или письмо о том, что же с ним произошло и в каковы обстоятельства его нынешнего положения. Таким образом он дает о себе знать и очень часто та информация, которую он предоставил, позволяет понять всю суть и логику произошедших с ним событий. Это нормальная психологическая ситуация - находясь практически в безвыходном для себя положении, человек все же хочет, чтобы его услышали или увидели люди, которые смогли бы понять его. На войне оставленные солдатами либо офицерами записи позволяли понять, что же все-таки случилось с их подразделением и какова его дальнейшая судьба. Один из самых ярких недавних примеров, когда оставленная запись пролила свет на происходящее с людьми, оказавшимся в смертельной опасности - это записка капитан-лейтенанта Д.Колесникова, члена экипажа затонувшей в 2000 году подлодки АПРК "Курск". Как выяснилось из этой записки, экипаж атомной подводной лодки погиб не полностью и сконцентрировался в последнем, еще пока незатопленном 9-ом отсеке подлодки. Но помимо записок, которые оставляют люди в критической ситуации для себя, также весьма распространены так называемые записи на камнях. Камни тоже могут говорить, проливая свет на происходящее с людьми. "Говорящие камни" - это памятники тем людям, которые решили напоследок заявить о себе и донести эту информацию другим. Наиболее яркий пример "говорящих камней" - это надписи на стенах Бресткой крепости.


Совсем недавно энтузиасты и активные участники форума http://fortification.ru/forum/index.php?topic=3453.255 обнаружили надписи на стенах кольцевой казармы в юго-западной части Центрального острова (левее от Тереспольских ворот). Этот участок кольцевой казармы - наиболее сохранившийся и не подвергавшийся реставрации. Помимо традиционных надписей "Здесь был Коля" или "Светка + Леха = любовь" можно встретить и автографы с фамилиями военнослужащих Брестской крепости.


Надписи были датированы 1931, 1940 и иными годами и содержали, в основном, фамилии тех, кто эти надписи оставил.


Попадались даже надписи на грузинском языке.
Любопытный на самом деле факт, неплохо было бы отправиться в рейд и заняться изучением крепостных стен. Вместе с тем, сразу вспомнились наиболее известные и легендарные "говорящие камни" - надписи, оставленные советскими солдатами и офицерами в июне-июле 1941 года.


Надпись гласит следующее: «Нас было трое москвичей — Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, и мы дали клятву: умрем, но не уйдем отсюда. Июль 1941 ». К сожалению, надпись частично была подвергнута идеологической цензуре, слово "церковь" была слегка заретуширована, ведь по тогдашним канонам религия считалась "опиумом для народа". Ниже представлено фото этой церкви.





По факту это здание не являлось церковью. К религии оно имело отношении во временя польского правления (1921-1939). А уже после того, когда Брест заняли части РКККА это здание стало именоваться красноармейским клубом 84-го СП.
Что касается надписи на стене церкви, то у нее, по свидетельству С.С. Смирнова имелось продолжение. Сама стена с надписями не сохранилась. Слова, оставленные на стене, были следующие:
"Я остался один, Степанчиков и Жунтяев погибли. Немцы в самой церкви. Осталась последняя граната, но живым не дамся. Товарищи, отомстите за нас! ”
Следующая известная надпись, оставленная на наружной стене близ Тереспольских ворот.


Его содержание гласит: «Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22 июня 1941 г. — 3.15 ч. Умрем, но не уйдем» . Вполне возможно эта надпись была оставлена пограничниками, перебравшимся с территории Западного острова по мосту к Тереспольским воротам. Вообще, в случае боевой тревоги расквартированные в крепости части 6-й и 42-й стрелковых дивизий должны были начинать организованный отход из крепости и отправляться в пункты сосредоточения. По сути, надпись на стене - это фактическое нарушение приказа. Впрочем, учитывая, что пограничники не подчинялись Наркомату обороны, вполне допускаю, что эта надпись была оставлена ими. Кроме того, наличие надписей подтверждает Валентина Сачковская (Зенкина), которая была дочерью старшины музыкантского взвода и проходила мимо Тереспольских ворот уже после боев в крепости. Обращает на себя внимание зафиксированное на стене точное время начала наступления 45-й пехотной дивизии вермахта - 3.15 ч. утра.


Следующая надпись, оставленная в западной части кольцевой казармы: “Нас было трое, нам было трудно, но мы не пали духом и умрем, как герои. 1941г. 26 июня”
В 1958 году в руинах Белого Дворца сотрудники архива Брестской крепости нашли надпись на стене "Умираем не срамя ".


Оригинал надписи хранится в музее обороны Бресткой крепости.


А вот, собственно, и само здание Белого Дворца в июне 1941 года.


Само здание не сохранилось до наших дней, так как большая его часть была взорвана немецкими саперами вместе с защитниками крепости. Само здание Белого Дворца - это последний очаг организованной обороны на центральном острове цитадели.
Ну и переходим к последней записи, которую удалось зафиксировать и сохранить до наших дней. Вне всякого сомнения, это наиболее известный и берущий за душу автограф ХХ века.


Надпись, сделанная на стене казармы 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД СССР, гласит следующее:
. Чуть ниже надписи было зафиксировано слово "Умира..." . Судя по всему, последние силы оставили неизвестного и он умер. Наиболее ценной информацией была дата - 20 июля 1941 года. То есть бои в крепости продолжались и 29-й день войны, когда передовые части группы армий "Центр" были уже в районе Смоленска. В своем донесении командованию 4-й армии командир 45-й пехотной дивизии вермахта генерал-лейтенант Ф. Шлипер отмечал: «Потери очень тяжёлые. За всё время боёв — с 22 по 29 июня — мы потеряли 1121 человека убитыми и ранеными. Крепость и город Брест захвачены, бастион находится под полным нашим контролем, несмотря на жестокую смелость русских. По солдатам до сих пор стреляют из подвалов — фанатики-одиночки, но мы скоро с ними справимся ». Кто были эти одиночки? И до какого времени продолжались последние бои в крепости? Благодаря "говорящим камням" уже доподлинно известно, что бои шли и во второй половине июля.
Последним официальным защитником Бресткой крепости считается командир 44-го СП майор П.М. Гаврилов. Его, обессиленного и израненного, немцы взяли в плен 23 июля 1941 года в северной части крепости.
Кто был последним защитником или в числе последних защитников крепости, установить историкам не удалось. Известны факты того, что стрельба продолжалась и в августе. Из дневников унтер-офицера Макса Клегеля, дата - 1-е августа 1941 года: «В крепости погибли двое наших — полумёртвый русский зарезал их ножом. Здесь до сих пор опасно. Я слышу стрельбу каждую ночь ». Предположительная дата конца сопротивления в крепости - 20 августа. Как раз в это время в немецкой военной прессе начали появляться фотографии, где были показаны солдаты огнеметного взвода, "выполнявшие боевую задачу" на территории Брестской крепости. Последних оставшихся в живых заживо выжигали огнем.

Также известно, что военному коменданту Бреста В. фон Унру была поставлена задача "привести крепость в порядок" к 20 августа, так как вскоре намечался приезд высокопоставленных лиц. 26 августа территорию Брестской крепости посетили А. Гитлер и Б. Муссолини.

И хотя авторство большинства надписей на территории Брестской крепости установить не удалось, неоспоримым является факт ожесточенных боев в крепости и спустя месяц после начала войны. Оригинал надписи «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина. 20/VII-41г.» хранится в Москве в Центральном музее Вооруженных сил.

20 июля 1941 года в осажденной фашистами Брестской Крепости неизвестным солдатом на стене сделана надпись: «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина». Предположительно штыком.

Справедливо считается, что эта надпись является символом стойкости и мужества, проявленных советскими солдатами в Великой Отечественной Войне. И казалось бы, какая разница, кто именно сделал эту надпись? Проблема, однако, для некоторых деятелей, назовем их «историками», в том, что надпись была обнаружена в казарме 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД. Нельзя же в самом деле рассказывать, что "символ стойкости и мужества" создан вертухаем! И поэтому, в той же Википедии мы можем прочитать, что: "По другим данным, надпись была обнаружена в казематах у Белостокских ворот крепости и к месту расположения конвойного батальона отношения не имеет. Автором этой надписи называл себя курсант пулеметной школы 44-го стрелкового полка Тимерен Зинатов".

Пройдя по ней, мы попадаем на статью некоего Александра Полануера, члена Союза писателей России из г. Волгограда (так подписана статья). Который утверждает, что надпись был сделана в другом месте, и к расположению батальона НКВД отношения не имеет. "На это в свое время указал исследователь истории обороны крепости, подполковник запаса Ю. В. Фомин (г. Брянск)". Утверждение тоже подкреплено ссылкой. Проходим по ней.

И попадаем на страницу форума Поисковых Движений, где действительно обсуждается вопрос о защитниках Брестской Крепости, но нет ни слова о надписи на стене. После долгих исканий по форуму такое утверждение за авторством некоего Фомина действительно обнаруживается. Утверждение это, конечно же, ничем не подкреплено. На этом "энциклопедичность" Википедии заканчивается. Ссылок больше нет.

Но есть еще Тимерен Зинатов, который, напомню, по информации Википедии, утверждал, что именно он сделал эту надпись. Вот вся известная о нем информация. Служил курсантом в 44-м стрелковом полку. Во время обороны крепости был ранен, попал в плен. Дважды бежал из немецкого концлагеря - второй раз удачно. Странно, что после первой неудачной попытки он остался жив, но никакой информации об этом найти не удалось. Закончил войну в действующей армии, как и начинал, - рядовым солдатом. За оборону Брестской крепости был награжден орденом Отечественной войны II-й степени. После войны работал на стройках дальнего Севера, строил БАМ, а когда вышел на пенсию, поселился с семьей в городе Усть-Кут Иркутской области.

Будто бы не раз заявлял, что именно он сделал ту знаменитую надпись, а «устав доказывать свое авторство», в сентябре 1992-го года приехал в Брест и свел счеты с жизнью, бросившись под поезд на Брестском железнодорожном вокзале. При нем нашли семь тысяч рублей, которые он привез из дома на собственные похороны, и предсмертную записку с проклятиями правительству Ельцина. Похоронить просил в крепости.

Из предсмертной записки Зинатова (публиковалась в газетах): "…если бы тогда, в войну, умер от ран, я бы знал: погиб за Родину. А вот теперь – от собачьей жизни. Пусть так и напишут на могиле… Не считайте меня сумасшедшим… Мы были героями, а умираем в нищете! Будьте здоровы, не горюйте за одного татарина, который протестует один за всех: “Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!”.

Во всей этой истории странно то, что найти хоть какие-нибудь свидетельства того, что ветеран войны Тимерен Зинатов действительно приписывал себе авторство брестской надписи, не получается. Он ее повторил в своей предсмертной записке – это да, но кому, когда и при каких обстоятельствах рассказывал о том, что является создателем оригинала, неизвестно.

О нем, кстати, писал статьи и очерки Виктор Кожемяко – известный советский и российский журналист обозреватель газеты «Правда». Но почему-то не упоминал, что Зинатов считает себя автором той надписи. Мало того, согласно записанным Кожемяко воспоминаниям Тимерена Зинатова, в плен он попал 30 июня. Каким образом он мог сделать надпись 20-го июля непонятно.

Сегодня установить истину, конечно, невозможно. Констатировать можно только то, что появление после смерти Зинатова версии о его авторстве, было очень своевременно в рамках масштабной кампании по, скажем так, пересмотру истории СССР вообще и ВОВ в частности.