Самые труднодоступные села чернобыльской зоны. The Paschenko — Чернобыльские деревни

Приближается 30-летие Чернобыльской катастрофы. В эти дни корреспондент Медиа-Полесья побывал в местах, потерпевших от радиации: в дважды отселённой белорусской деревне Гдень, украинских городах Чернобыль и Припять. Читателям нашего портала представляем репортажи из этого путешествия.

Деревня Гдень находится в Брагинском районе на Гомельщине. До Чернобыля от неё около 30 км. Несмотря на близость к ЧАЭС, здесь живут люди, которые не боятся радиации. Гденцев дважды отселяли, но они упорно возвращались на родину. Сейчас в деревне живёт более 90 самосёлов, в том числе около 30 детей.

Детского сада, школы, клуба, почты, столовой, сельсовета давно нет. Детей в садики и в школу отвозят за 20 км в городской посёлок Комарин на специальном автобусе. Рейсовый автобус Комарин - Гдень ходит два раза в неделю.

СПРАВКА “МП”

До Чернобыля в Гдени проживало 600 человек. Деревню пересекала оживленная автомобильная дорога Чернигов - Чернобыль. Тогда Гдень имела детский сад, школу, клуб, несколько магазинов. До аварии на ЧАЭС гденцы за крупными покупками ездили в магазины Чернобыля и Припяти - это было гораздо ближе, чем до райцентра Брагина. Теперь ближайшая дорога в Украину закрыта, там начинается государственная граница а за ней зона отчуждения.

Первое отселение после аварии на ЧАЭС произошло в мае 1986 года. Гденцев отселили в различные деревни Брагинского района. Правда, оказалось, что радиоактивное облако обошло деревню стороной, но окрестности Гдени были загрязнены. К осени гденцы вернулись назад в свои дома. Вскоре здесь построили новый детский сад, столовую, провели водопровод.

В 1991 году Гдень решили отселить повторно, не трогали только стариков. Государство давало на переселение деньги и жильё в разных частях Беларуси. И вновь, через несколько месяцев, многие гденцы вернулись назад.

Сегодня Гдень постепенно умирает. Жилые дома перемежаются с протяжёнными пустырями (на их месте раньше стояли деревенские хаты). Некоторые сохранившиеся дома в ужасном состоянии.

Как живут стойкие гденцы, узнавал корреспондент Медиа-Полесья

Анатол ий Левченко – местный философ, который пишет советы президенту и посадил парк, вспоминает, как их отселяли.

Насильно нас не заставляли переселяться. Но очень сильная была психологическая обработка. Зомбировали, что большая радиация – люди и поехали. Я думаю, что выделяли большие средства для переселения и их нужно было освоить, поэтому людей и тасовали. Я понимаю так: если нельзя жить, то нельзя никому, а не так, что кто-то может остаться.

Вот будешь выступать – тебя посадят, – послышался голос матери Анатолия.

Матери Анатолия Антонине 84 года, женщина почти не видит. Она жила в Гомеле у второго сына, но, как говорит, не смогла там долго выдержать. Высокие дома, чужие люди. Бабушка считает, что радиация есть везде и что зря их отселяли. В Гдени хорошо, есть соседи, соцработники, есть электричество, автолавка. Когда становится скучно, Антонина поёт.

- А я не боюсь, жизнь – это испытание, – отвечает Анатолий и продолжает: - В сентябре мы вернулись всем колхозом. Я не могу жить в другом месте, там люди другие, природа другая, тут могилы предков. Я бы там не смог свой сад посадить. Здесь у нас спокойно, как в скиту монастырском.

- Не скучно? – спрашиваю.

Нет, есть чем заняться. Например, свой телевизор я брату отдал, там хорошего мало показывают. Здесь можно слушать радио белорусское и украинское, книги и журналы читать.

- А не страшно жить в умирающей деревне?

Да нет. Тут есть соседние деревни Савичи, Просмычи, Грушево так там можно фильмы Хичкока снимать. Даже декорации строить не надо.

- Радиация не страшна?

Радиацию я не чувствую, её нельзя увидеть, пощупать, понюхать. А здоровье - это наследственность и образ жизни. И ещё надо хотеть жить – тогда и проживёшь долго. Я живу одним днём, учитываю свои ошибки и надеюсь, что дальше лучше будет. Ни на кого зла не держу, даже на наших правителей.

- А что правители?

Никто нас не слышит. Исполком и депутаты ничего не решают, только отписки дают. Природа сама по себе, люди сами по себе, а власти тоже сами себе. А это очень плохо. Что делать – не знаю, революции и майдана с горящими покрышками нам не надо. Надо не молчать и в Бога верить.

Льгот не осталось никаких. Их и раньше было не так уж много: путёвка в санаторий, дополнительный отпуск, небольшая доплата. Сейчас всё отменили, говорят, что денег нет.

А я не верю, думаю, что деньги есть, просто они нам не достаются, а идут на неосуществимые проекты,- констатирует герой репортажа.

- Говорят, Вы пишете письма президенту Лукашенко?

У меня есть много предложений, и об этом пишу президенту. Мне из Брагинского райисполкома звонили и просили не писать в администрацию президента, мол, всё можно решить на месте, а я им показатели порчу. Но разве могут они решить вопросы о материнском капитале, о запрете абортов и отмене смертной казни, о производстве алкоголя? У меня даже слово брали, что я перестану писать, но тут поднялась тема о повышении пенсионного возраста – отправил свои предложения.

Анатолий считает, что смертную казнь надо отменить не потому, что этого требует ЕС, а потому, что жизнь человеку дарована Богом. Материнский капитал должен быть больше и раньше выдаваться родителям. Пенсионный возраст надо повышать не всем, а тем, кто легко работал. Президенту пенсионный возраст повышать не надо.

- Почему Вы решили посадить парк?

Все люди чем-то занимаются: охотой, рыбалкой. Я выбрал парк – человек должен быть маленьким творцом. Тем более, что у нас ведётся бесконтрольная вырубка леса. А у меня мой один гектар останется. В 1996 году заказал экскаватор и выкопал две сажалки. Посадил более 20 деревьев: кедры, ели, лиственницы, можжевельники. У меня есть растения из киевского ботанического сада, из Бреста, Гомеля, Липецка (Россия).

Наталья Мацапура родилась в Чернобыле, после аварии переехала сначала в Днепропетровск (Украина), а потом в Гдень. Семья Мацапур в день нашего визита перебирала картофель во дворе, им помогали кум и дети.

Я сама из Чернобыля. А отсюда у меня мама. Нас из Чернобыля эвакуировали в Днепропетровск. Но потом я сюда замуж вышла. Муж работает в лесхозе, а я – соцработник, на моём попечении 10 бабушек. Есть автобусы: и рейсовый, и школьный. Автолавка 3 раза в неделю приезжает. Так что жить можно, - говорит собеседница.

- А из животрепещущих проблем что можете назвать?

Нет мобильной связи и скоростного интернета. Обещали, что проведут. Каждый год приезжает начальство и информационные группы, но изменений в этом плане нет, говорят, что нецелесообразно. Сын у меня в 11 классе учится, ему надо работать с интернетом, а у нас только медленный можно подключить.

Белорусские мобильные операторы действительно недоступны в Гдени. Но, говорят, что на местном кладбище можно поймать украинского оператора мобильной связи «Киевстар».

- Как с медициной?

В райпо цены высокие. Больница в Комарине неукомплектована, например, нет гинеколога, окулист из Гомеля приезжает. У сына в школе долго не было учителей физики и английского. Теперь, чтобы наверстать знания, возим сына к репетитору, парню скоро поступать в институт. А так, свет на улице есть, дороги поправили, бесхозные дома закопали.

- Радиации не боитесь?

От радиации никуда не убежишь, она везде. Я тут живу 18 лет, вроде сильно не болеем. Молоко чистое, земля чистая, в рыбе немного есть превышение. Мы садим всё: овёс и пшеницу, картошку, свеклу другие овощи. Это и для семейного бюджета плюс, и земля не должна пустовать.

Семья Натальи держит в хозяйстве корову. Оказалось, что осеменить корову большая проблема. Её или надо везти за 20 км до места, где содержатся бычки, либо везти семенную жидкость в Гдень. А у ветврача нет специального термоса для перевозки семени. Ветеринар нагревает колбу с семенем до определённой температуры, а потом под мышкой везёт колбу к месту осеменения. Семя остывает и становится негодным, поэтому ветврача приходится несколько раз привозить в деревню.

- Каким видите будущее своих детей?

Перспективы нет - сплошная глушь. Если бы была перспектива, то хотелось бы, чтобы дети с нами жили. Но для молодёжи работы нет. А у меня на попечении 10 бабушек, но они не вечные… Где потом работать, неизвестно. А тут ещё этот закон о тунеядстве…

Светлана и Евгений Шпетные

Светлана Шпетная работала в колхозе бригадиром, её муж Евгений отработал 43 года трактористом. Живут они таким своеобразным хутором – ведут совместное хозяйство с семьями дочки и сына. Светлана возилась с богатым уловом рыбы, а муж с сыновьями красил недавно купленный трактор.

- Как тут живёте?

Светлана:

Живём мы тут нормально, никто не помер из молодых. Умирают в основном старики за 90 лет. А вот те, кто уехал, – то их много умерло, их в Гдень хоронить привозят.

Евгений:

С нами дети живут, у них отдельные дома. Внуков много, например, у сына моего пятеро детей, у дочки трое. Хозяйство держим: 9 коров, свиньи, куры. Сыну предлагали в Комарин переехать, жильё там давали, не захотел. Дочка под Минск отселялась, но вернулась.

- Так радиации не боитесь?

Светлана:

Радиация везде - местами есть, местами нет. Я в колхозе бригадиром работала, так меряли радиацию и в земле, и везде. В кормах было превышение. Мой дядька из подмосковья приезжал, брал сухие грибы, ягоды, проверял всё – нормальный уровень.

Евгений:

Кругом этот атом. От радиации никуда не денешься. Здоровье, как у всех: болеем иногда, а отчего эти болячки неизвестно. Может, от радиации, а, может, от работы.

Евгений считает, что строить белорусскую АЭС - правильное решение. Сейчас 21 век. Только станция должна быть самая современная и безопасная и обслуживаться профессионалами, а не разгильдяями.

- Власти помогают?

Светлана:

Помогают, если попросишь. Главное не запрещают брать землю, держать скотину. А денег у государства на всё не хватает, так нужны средства на медицину, на оборону. Я считаю, что надо всех заставлять работать, нет государственной работы – занимайся хозяйством. Тогда и деньги будут.

Светлана знает, что рядом работа есть только в лесхозе и заповеднике, но говорит, что такая ситуация по всей Беларуси – деревни вымирают.

- Не жалеете, что не уехали из Гдени?

Евген ий:

- Нет. Я отсюда родом. Нас первый раз отселили в деревну Ковпень, Лоевский район, так я там за два месяца весь извёлся: не спал, не ел, всё о доме своём думал. Если бы всё разрушили и захоронили, то, может быть, и смирился с переездом. А так мне тут хорошо – бери землю, веди хозяйство. Технику вот купили. Большинство гденцев скучают по родине. У нас одна многодетная семья переехала в Комарин, так жене там нравится, а муж страдает. Хорошо, что он тут лесником работает, каждый день приезджает на хату посмотреть, с матерью поговорить.

Евгений рассказал, как его односельчане во время отселения тайно пробирались на свои огороды. Через милицейские кордоны, лесами шли в деревню. Провели коня и по очереди окучивали картошку. Иногда оставались ночевать. Их ловила милиция, вывозила, а они опять возвращались.

- Ну, а перспективы есть у Гдени?

Евгений:

Наверное,нет. Ферму тут новую строить не будут, земли списанные. Людей мало. Работы нет, только на себя. Внуки, скорее всего, уедут. Со временем, может тут ничего не останется и всё лесом засеют.

Братья Сергей и Андрей. Сергей зашёл в гости по дороге на рыбалку, Андрей хозяйничал в огороде.

Я считаю, что нам мало помогают, – начал жаловаться Андрей. Вот мне дом дали от сельсовета, так не хотят его ремонтировать, а там пол, крыша и стены прогнили. Забор не хотят ставить. Говорят, что я это должен за свои деньги делать. А я считаю, что мне государство должно помогать.

Живу один, радиации не боюсь – она даже силу мужскую укрепляет. Думаю, скоро деревни этой не будет.

Вот такие они, жители деревни Гдень. Одни романтики, другие крепкие хозяева, а третьи ждут помощи от государства. Но все они любят свою малую Родину.

Фотограф Александр Степаненко:

– Летом 2015 года закопали нашу деревню – родину моих родителей, дедов и прадедов, проживавших там с XVIII-го века (согласно данным Исторического архива республики Беларусь). Деревня Киселевка (Могилевская область, Костюковичский район), расположенная между тремя кладбищами, сама стала огромным кладбищем.

Артем Чернов, Front.Photo:

– Этот уникальный фотопроект длиной в 36 лет о жизни деревни, накрытой радиационным облаком чернобыльской аварии в 1986-м — уже второй удивительный материал Александра Степаненко , публикуемый во Front.Photo. Первой была третьвековая фотохроника «Будни архангельской деревни», получившая восторженные отзывы.

Опыт автора впечатляет: ему удалось десятилетиями документировать жизнь российской и белорусской деревень, причем — с минимальной дистанции, не камерой заезжего корреспондента, а глазами «своего», родного человека, «инсайдера». В российской фотографии, по-моему, в наше время такое больше никому и не удавалось. В случае с Киселевкой волшебство совсем уж фантастическое — первые (и прекрасные!) кадры проекта сняты за годы до катастрофы, там еще «та» жизнь. Александру в 1979-м было только 15 лет.

Первые попытки переселить деревню власти сделали еще в 1992-м, большинство жителей уже тогда переехали в более безопасное место, в новые дома. Однако пять больших семей и еще несколько человек остались в деревне на долгие годы, по своей воле, вопреки постановлениям. Лишь в 2015-м было реализовано решение о полной ликвидации деревни, захоронении домов и переселении всех в новый поселок. А в соседнюю с Киселевкой «полуживую деревню Видуйцы» местным жителям разрешено официально заселяться вновь.

Александр Степаненко,

– На этих фотографиях — жители моей родной белорусской деревни, что в Могилевской области. Здесь родились и выросли мои родители и мы бегали босоногими пацанами, пасли лошадей, ловили в речке раков. Не забывается запах скошенной травы, вкус парного молока… Уже после аварии на ЧАЭС, в 1990 году, я вернулся в родную Киселевку. Ничего не изменилось в деревенской жизни: рожают детей, пашут поля, а вечерком у костра веселится молодежь. Но за огородами появились знаки «Радиоактивность. Опасная зона!»

1979-1982 годы

«Деревенский ухажер». Вечерние посиделки. 1981.

«Домашние заботы». Исаева Надежда и Силкина Христина Лукьяновна. 1981.

«Поцелуй на троих». Река Беседь. 1979.

– Мое детство прошло в деревеньке Киселевка, на берегах речки Черноутки, которая за околицей впадала в реку Беседь. А переплыв Беседь, можно было сбегать на Святое озеро – таинственное место, с которым связано много местных легенд. Стоит ли объяснять, что ходить, плавать и ловить рыбу мы научились почти одновременно. И когда начиналось половодье, и Беседь, покрыв своими водами заливной луг, несла остатки льда, мы катались на льдинах, чувствуя себя путешественниками. Сваливались в воду, разводили костры под вековыми дубами у кромки леса, сушились и не спеша шли домой. Потому что знали, что дома ждет отец с ремнем…

«По крапиву». Надя Степаненко и Нина Антоненко. 1980.

«Кормилец вернулся». Гнедые Владимир и Валентина. 1981.

«На завалинке». Силкины Мария, Семен, Галина и Чепиков Анатолий. 1981.

Воспоминания. Владимир Николаевич Гнедой (53 года):

– …Потом приходила весна, а это время посевной. Работы хватало всем: и старым, и малым. Днем ты работаешь на лошади, а вечером вскакиваешь на нее и галопом – на луг, аж сердце трепещет от восторга. Работать приходилось много и тяжело, но люди умели отдыхать. Танцы в клубе или около клуба – до часа ночи, а в пять – на работу. На все хватало и сил, и задора.

«У порога». Мякенькая Анастасия Стефановна. 1981.

«Поговорили по-мужски». Шорниковы Саша и Витя. 1981.

«Хлебный день». Около магазина. 1981.

«Быть грозе». 1982.

«Чумазики». Мельниковы Света и Славик. 1981.

Александр Степаненко,

«Отчий дом». Степаненко Вася, Полина Тимофеевна и Надя. 1982.

«Своя ноша не тянет». Чепиковы Елена и Ефросинья Семеновна носят солому. 1982.

1990 год

Мария Сясева устанавливает запрещающий знак. 1990.

В 1992 году основную часть жителей деревни переселили в Новые Самотевичи, где построили кирпичные дома. Для молодежи – это плюс, почти город Костюковичи, районный центр. Но часть жителей никуда не уехала.

«Бабушкина помощница». У колонки девочка несет ведро с водой. 1990.

– После чернобыльской аварии в 1986 году многие районы Могилевской области были «загрязнены». Но тогда еще не были известны масштабы трагедии. Первые годы за проживание на загрязненной территории каждому жителю платили «гробовые» – ощутимую прибавку к семейному бюджету. В 1987 году я измерял в Киселевке уровень радиации: около дома (под водостоком крыши) было 170 мкр/ час, а на берегу небольшого озерка показало 800 мкр/час. По словам жителей деревни, в конце апреля 1986 года все было покрыто коричневым налетом. Детей вывозили на оздоровительный отдых. Мои две племянницы отдыхали за границей: Аня – в Испании, Лена – в Германии. А деревня продолжала жить обыденной жизнью.

«Весна пришла». Чепиков Петр и Прохоренко Татьяна. 1990.

«Все в прошлом». Силкин Владимир Терентьевич. 1990.

Воспоминания. Михаил Лукич Игнатенко (65 лет):

– В 1991 году в Самотевичи (от нас – в трех километрах) приезжал президент СССР Михаил Горбачев . Выступая в клубе, он восхищался красотой местной природы. Но уже в 1992 году началось массовое отселение людей. Последних жителей Киселевки заставили переехать в 2014 году, в построенный в 25 км от Киселевки поселок Новые Самотевичи.

«Дорога домой». София Киреевна Сидоренко. 1990.

«За новый урожай». Семья Чепиковых и Кружаева Мария. 1990.

На отравленной земле». 1990.

Воспоминания. Владимир Николаевич Гнедой (53 года):

– В конце апреля 1986 года я приехал в родную деревню из Ленинграда помочь матери посеять огород. Ранним утром вышел из рейсового автобуса: здравствуй, Родина! Все прекрасно: солнце светит, трава зеленая, но что-то не так, как обычно. И только подходя к родному дому, я понял, что птицы не поют и как-то першит в горле. Не придал этому особого значения, да и кто в 23 года на такое обращает внимание. Но, поговорив с мамой и сходив в местный магазин (все новости там), я понял, что пришла беда: соседние деревни срочно выселяют и засыпают землей. Та же участь ждала и Киселевку, но здесь все это произошло гораздо позже, в 2015 году…

«Наши корни». Чепиков Виктор, Мякенькие Виктор, Нина и Елена. 1990.

«Посевная». Степаненко Виктор Прокофьевич. 1990.

«Пришла беда». 1990.

«Радиоактивное молочко». На колхозной ферме. 1990.

«Самогонолечение». Владимир Силкин, Романенко Николай и Лахтиков Петр. 1990.

«Сломанные жизни». 1990.

2000 год

«Будем жить!» Последние жители нашей Киселёвки. 2000.

Воспоминания. Владимир Николаевич Гнедой (53 года):

– В мае 2016 года, получив в Костюковичах пропуска в зону отчуждения, мы с друзьями поехали в родную Киселевку. Ухоженные деревни и поля резко контрастируют с остальной зоной отчуждения. Память подсказывает название деревень, где жили мои одноклассники. Буйство зелени, изобилие птиц и животных. Жизнь продолжается, но ты здесь чужой…

«Тяжелые времена». Чепиков Владимир Селиверстович. 2000.

«Сколько дорог пройдено». Гнедая Полина Федоровна. 2000.

«Заложники мирного атома». Мякенькие Юля и Оля. 2000.

«Прощание с родным домом». 2000.

Воспоминания. Владимир Николаевич Гнедой (53 года):

– Побывав на могилах родных, пешком обошли всю деревню. Трудно описать словами всю горечь и ужас произошедшего: люди покинули эти прекрасные места, дома захоронены. И только по знакомым с детства мелочам с трудом узнаешь, где и кто здесь раньше жил. Дороги превратились в тропинки, деревья нависают над тобой, качая разросшимися сучьями. Тишину, давящую на уши, нарушает пение птиц, и ты понимаешь – это конец истории деревни, которой почти 300 лет. А нам остается лишь иногда приезжать на могилы наших предков, полюбоваться природой и снова вспомнить все, что дорого сердцу.

2015 год

«Ангел-хранитель». Давыденко Анастасия Яковлевна с правнучкой Ирой. 2015.

«Жизнь продолжается». 2015.

«Стальной могильщик». Закапывают дом семьи Солдатенко. 2015.

«Прошлого не вернуть». Последние дни деревни Киселевка. 2015.

«Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она притаилась на время…
…
Кто сказал, что земля не поет,
Что она замолчала навеки?»
В.С.Высоцкий

Нет деревни Бартоломеевка на современных картах, да и современный навигатор не покажет дорогу как туда добраться. Если ехать по дороге Светиловичи - Ветка, то и здесь деревушка будет прятаться от глаз. Летом остовы домов закрывает пышная зелень, зимой серо-песочные постройки сливаются с высокой порослью молодых деревьев.

Деревня Бартоломеевка, расположенная в Ветковском районе, была выселена только через пять лет после взрыва четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС.
Ветковский район - один из многих районов Гомельщины, пострадавший от последствий аварии на ЧАЭС. Большое количество сёл и деревень оказались в зоне обязательного выселения. Некоторые из них позже восстановились, но большинство так и остались жутким памятником трагедии. По данным департамента по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС Министерства по чрезвычайным ситуациям Республики Беларусь за 2011 год, плотность загрязнения цезием-137 отселённой территории в Ветковском районе составляет от 15 до 70 кюри на квадратный километр.
Территории и окрестности Бартоломеевки являются памятниками археологии: это была стоянка людей в эпоху мезолита, были здесь и поселения в период каменного и бронзового веков. Более современные упоминания деревни встречаются в письменных источниках (Л.А. Виноградов называет бартоломеевскую церковь "варфоломеевской" - одной из форм названия деревни), датированных 1737 годом. После этого велась летопись населения. Численность населения варьировалась, но вплоть до аварии на Чернобыльской АЭС оставалась достаточно крупным сельским пунктом: 1775 год - 392 жителя; 1909 год - 197 дворов, 1350 жителей; 1959 год - 844 жителя; 1992 год - 340 семей (переселены).

1. Карта плотности загрязнения территории Ветковского района цезием-137
по состоянию на 2010 год

2. В нескольких километрах от Бартоломеевки находится деревня Громыки, так же выселенная в 1992 году в результате Чернобыльской катастрофы. Громыки утоплены в лес и соединены с трассой проселочной дорогой, по которой в зимнее время проехать можно только на тракторе или на грузовике типа Урал или Камазе. Река Беседь (приток реки Сож) делит деревню на две части: Старые и Новые Громыки. Деревня известна в первую очередь тем, что здесь родился Андрей Андреевич Громыко - в 1957-1985 годах - Министр иностранных дел СССР, в 1985-1988 годах - Председатель Президиума Верховного Совета СССР, дважды Герой Социалистического Труда, доктор экономических наук.

3. Бартоломеевка.

6. Чья-то "чумазая" от радиации малая Родина.

7. Традицонным ремеслом в деревне было токарное производство.

10. "Небо задыхалось от смертельного яда, вырывавшегося из кратера разбуренного реактора. А в Бартоломеевке тем временем прошел проливной дождь. На улицах появились лужи. Вода в лужах выглядела не такой, как обычно – у краев желтоватой." - вспоминает житель бывшей деревни Наталья Николаевна Старинская.

11. На обочине дороги странным образом повел себя парктроник. Он стал писчать.

12. Скорее всего помещение использовалось под склад-холодильник.

15. Штраф за проникновение на зараженную территорию составляет 350 000 белорусских рублей.

17. На многих дорогах, ведущих в чернобыльское никуда, сохранились старые памятники воинам, павшим в годы войны. Во время Великой Отечественной войны в боях за деревню и окрестность 28 сентября 1943 года погибли 50 советских солдат (похоронены в братской могиле в центре деревни), 210 жителей погибли на фронте. Источник фотографии - vetka.by

18. После выселения Бартоломеевки периодически сюда возвращались самосёлы. Жили тут Иван и Елена Музыченко. Последнее упоминание о бабе Лене встречается на сайте газеты Комсомольской Правды.
- Все старые, которые переселились, уже давно на кладбище. А мы живем и больниц не знаем. Тоска по родине съедает быстрей радиации.
- Да и где та радиация, ее ж не видно! А значит, не страшно, - перебивает старушку муж. - Японцы приезжали, мерили фон у колодца. Сказали, больше, чем в Хиросиме после взрыва. А мы оттуда воду пьем - и что?
Живут люди натуральным хозяйством, иногда добираются до автобусной остановки на трассе - ездят в райцентр за хлебом и вином.
- Тут весело: волки, косули, кабаны дикие, - не унывает дед. - В реке рыбы полно, всего хватает!
На аборигенов уже махнули рукой: никто их отсюда не выгоняет. А вот несколько лет назад с одной женщиной милиция, говорят, долго боролась. Вывезли ее из зоны, а она опять вернулась самосёлом в родную деревню. И так несколько раз. Пока не сожгли дом, чтобы некуда уже было возвращаться. Источник фотографии: AP Photo/Sergei Grits.

19. Лес - источник наибольшего радиоактивного загрязнения, так как деревья «поднимают» из земли радиоизотопы, создающие приличный радиационный фон. Из-за этого лесной массив в зоне получил прозвище "звенящего" леса.

Бартоломеевку загубила Чернобыльская трагедия. Деревня эта – один из примеров, сотен таких же деревень, которые вымерли; жители которых вынуждены были оставить привычную жизнь.

Другие репортажи о Чернобыльских местах:
1.
2.
3.
4.

За организацию поездки .

Дороги разрушаются не сами по себе, а от того, что по ним ездят автомобили. Из-за практически полного отсутствия движения здесь они выглядят прилично, несмотря на многолетнее отсутствие ремонта. Только пробивающаяся кое-где трава свидетельствует, что это не обычная трасса районного значения.

Практически из любой возвышенной точки этой местности можно заметить расположенные вдали антенны заброшенного военного городка «Чернобыль-2». В советское время там располагалась уникальная загоризонтная радиолокационная станция, фиксирующая запуски баллистических ракет по всему миру, и входящая в систему раннего предотвращения ракетного удара. В создание этого сверхсекретного объекта было вложено до полутора миллиардов долларов. Поскольку радиация могла помешать работе оборудования, после аварии станция была отключена. Но оставить её было невозможно, из-за чего вынужденные находиться там персонал и солдаты из охранных спецподразделений получили очень высокие дозы облучения (до нескольких десятков рентген). В дальнейшем, станцию постигла та же судьба, что и другие объекты Зоны - уникальное сверхсовременное на тот момент оборудование, содержащее драгоценные металлы, было разбито и растащено. Интерес к Чернобылю-2 по сей день остаётся высоким из-за всё ещё стоящих там 150-метровых антенн из высоколегированных сталей.

Как уже указывалось в одном из предыдущих рассказов, Зона Отчуждения продолжает оставаться полностью электрифицированной, причём многие линии были проведены повторно.

Вдоль дорог часто встречаются свидетельства того большого сельскохозяйственного значения, которое регион имел до аварии. Обширные колхозные поля заросли бурьяном и молодыми деревцами.

Мелькают остовы животноводческих ферм.

Пустые хаты брошенных деревень.

Деревни, которые находились недалеко от станции, и подверглись слишком сильному заражению, были стёрты с лица земли. Дома разрушались экскаваторами и закапывались в землю. Оставшиеся холмы уже давно осели и заросли травой, но о прошлом всё ещё напоминают сохранившиеся дорожки улиц.

Детский сад - единственное строение, оставшееся от деревни Копачи. Садик популярен у экскурсантов вследствие своего «удобного» местоположения (прямо у трассы из Чернобыля в Припять , из-за чего часто всплывает в фоторепортажах). Внутри него была встречена живущая там сова, которую успел заснять один из наших проводников.

В противоположность молодой Припяти, интернациональному советскому городу, где доминировали русский язык и общесоветская культура, сама Чернобыльщина была традиционно украинским регионом.

Детская площадка с характерными раскрашенными автопокрышками очень грязная - дозиметр выдаёт 200-400 микрорентген в час.

Другие сёла не разрушались, но без своих жителей они всё равно были обречены. Деревни исчезают быстрее, чем города. На спутниковых снимках они уже с трудом различимы - их почти полностью поглотил лес.

Это - не лесная дорога, а улица небольшой деревни.

Особенно короток век деревянных домов. Подверженная сырости и температурным колебаниям древесина в скором времени начинает гнить и деформироваться.

Многие строения из дерева уже разрушились.

От этой хаты осталась только крыша.

Ещё через двадцать-тридцать лет об украинских селениях будут напоминать разве что остовы автобусных остановок.

Кирпичные дома простоят дольше, но их будет сложно обнаружить в лесных зарослях.

Всюду бурьян.

Встретилась также и свободнорастущая конопля - она тут никому не нужна.

В этом доме, наверное, располагался сельсовет. А может, просто клуб или сельпо.

А у этих людей было большое хозяйство.

Я даже вспомнил хату родителей отца. Гомельская область совсем недалеко, а традиционный сельский быт там и здесь практически не отличался.

Даже планировка похожа. Сколько лет ещё простоит этот дом?

Вряд ли ещё столько, сколько уже висят эти початки, где ласточка успела свить гнездо.

Идя по улице мёртвой деревни, можно неожиданно натолкнуться на двор, где нет бурьяна, чёрных окон в доме, и всё говорит о том, что здесь кто-то живёт. Это хозяйства людей, за которыми закрепилось название «самосёлы» - местных жителей, не пожелавших покидать родные места, несмотря на радиацию. Некоторым из них это название не нравится - «які ж ми „самосели“, якщо жили тут споконвіку?» Изолированный характер жизни на чернобыльской земле привёл к тому, что эти люди превратились в особую культурную группу. Из-за перенесённой трагедии, нелёгких условий жизни, маленькой связи з большим миром люди здесь как-то добрее.

Различны причины, по которым они решили вернуться. Кто-то не мыслил жизни без родной земли, и вернулся сразу после эвакуации сельских районов 4 и 5 мая 1986-го года, минуя кордоны и милицейские посты. Другие вернулись позднее, главным образом по социально-экономическим причинам. На своём пике количество самосёлов достигало более двух тысяч человек (до аварии на отселяемых землях жило около ста тысяч), но на момент написания этого рассказа (осень 2008) их осталось примерно триста. Ведь это люди пожилого возраста, да и радиация, как известно, отнюдь не способствует здоровью и долголетию. У многих развиваются раковые заболевания.

Честно говоря, у меня имелись некоторые смутные сомнения по поводу этичности такого навещания самосёлов. Уж больно это напоминало поход в зоопарк - как иначе назвать, когда вооружённая фототехникой толпа с интересом разгуливает по хозяйству, фотографируя вас и ваш нехитрый скарб, словно это какая-то инопланетная экзотика. Но самосёлы в большинстве случаев ничего не имели против - наш визит хоть как-то разбавлял их однообразный, нелёгкий и изолированный быт, да и привезённым продуктам они были рады.

Бабця Ольга была первой, к кому мы зашли в гости (рядом с ней - Александр Сирота (Planca), главный редактор сайта Припять.ком). Экспозиционная доза в деревне с интересным названием Лубянка составляла 60 микрорентген в час.

Её хозяйство, как и прочие хозяйства самосёлов, складывалось сразу из нескольких дворов. Поскольку соседи уже никогда не вернутся, их оставленное имущество и строения можно было использовать по собственному усмотрению. Невостребованы только дома - не может же человек жить в нескольких сразу.

В остальном же это ничем не отличалось от обычной деревни - большой огород, картофель, и даже корова с телёнком.

Хлев был в меру сил бабці Ольги укреплён для защиты от волков, чувствующих себя здесь хозяевами. «Собаку мого вони взимку з’їли» - посетовала селянка.

Подоив корову, бабця предложила нам выпить парного молока. Все начали вежливо отказываться, ссылаясь то на непереносимость молочных продуктов, то на расстройство желудка. Я отказываться не стал, и с удовольствием выпил кружку (если этот рассказ читает кто-то запечатлевший этот момент, я буду благодарен, если вы вышлете фотографию на ). Моему примеру последовал чувак, изображённый на фотографии.

Убранство хаты.

Поблагодарив хозяйку за гостеприимство, и пожелав ей здоровья, мы направились к автобусу. Немного отстав от остальных, мы встретили ещё одну старушку, которая быстро подошла к нам и стала рассказывать о тяготах своей жизни. Не выслушать её было бы невежливо, но в этом случае мы рисковали получить нагоняй от проводников за отрыв от группы. В конце концов, пришлось сказать бабушке, что мы совсем никак не можем уделить ей ещё немного времени, а затем поспешно пошли догонять наших.

Следующей остановкой было крупное село Ильинцы, где до аварии проживало около полутора тысяч жителей, а сейчас осталось только тридцать. И хотя все живут в разных концах села, люди встречаются чаще.

Но всё свидетельствует о том, что село - заброшено. Всё те же покинутые дома, к которым уже невозможно даже подобраться.

Снова заросшие улицы.

Старая яблоня, покрытая мелкими сухими сучками (потому что её никто не обрезает).

По улице неожиданно проехал «Лансер» - видно, кого-то из самосёлов навещали родственники (получение автомобильного пропуска в Зону - довольно муторное занятие, как минимум, надо дать этому достаточное обоснование. Наличие родни среди самосёлов, похоже, таковым является. Пропуск выписывается на конкретный автомобиль, и, понятно, отнюдь не даёт возможности кататься где попало. Для «десятки» он уже не подходит, да и не стоит забывать, что любые маршруты и сроки пребывания в Зоне всё равно должны быть предварительно согласованы с властями).

Поскольку население заражённых территорий подлежало безусловному переселению, поначалу самосёлы были вне закона, и их безрезультатно пытались вернуть обратно. Но постепенно стало ясно, что никуда уезжать они не собираются, и государство махнуло рукой, смирившись с фактом их проживания на режимной территории. Теперь у них даже есть собственные пропуска. Их ежегодно обследуют врачи, в каждой деревне, где ещё остались люди, есть электричество и радиостанция, по которой в случае чего можно послать сигнал о помощи.

Раз в неделю сюда привозят продукты (на фото - закрытая сельская лавка), а раз в месяц - почту и пенсии (забота о населении всё же на порядок лучше, чем в какой-нибудь забытой деревне в российской глубинке).

Мы опять разбились на группы, чтобы навестить ещё несколько самосёлов. Я снова пошёл в группе Сергея из МЧС (на фото справа), классного и колоритного украинского мужика, который повёл нас к своему старому другу (слева, к сожалению, имя его я забыл). Услышав, что я говорю по-белорусски, тот выразил сожаление по поводу того, что Украиной не управляет Лукашенко, «тому що Лукашенко навів би лад» .

В его хозяйстве чувствовалась мужская рука.

Хозяева выставили на стол угощение, от которого уже никто не отказывался - шла другая половина дня, да и дозиметры выдавали не такие пугающие показатели.

После крепкой горилки у всех произошёл резкий подъём настроения.

Когда мы вернулись к автобусу, нас все уже ждали (как оказалось, не все получили такой же радушный приём. Группу Александра Сироты самосёлка не пустила на порог, сказав, что «раньше надо было приходить»). Парень в камуфляжных штанах слева - Антон «moloch» Юхименко, креативный дизайнер и фотограф проекта Pripyat.com.

Но чаще местные жители рады визитам японцев и прочих инопланетян.

Последней остановкой стал мост через реку Припять, построенный уже после аварии.

Если посмотреть с него на север, то в дымке можно разглядеть контуры Станции. А с другой стороны хорошо виден город Чернобыль и его заросший лесом частный сектор.

После прибытия из поездки по зоне надо два раза пройти дозиметрический контроль - сначала в «Чернобыльинформе», а затем на КПП, при выезде. Во втором случае это напоминает что-то среднее между сканером в аэропорту и входом в метро. В ряд стоят несколько кабинок, и, минуя их, выйти невозможно. Человек встаёт в кабинку и кладёт руки на железные рукоятки. Если активность на нём в пределах нормы, турникет открывается, и выпускает вас на «большую землю». В противном случае нужна дезактивация.

Несмотря на всего лишь два дня пребывания в Зоне, при выходе из неё испытываешь какой-то лёгкий шок. И от ощущения того, что теперь ты волен идти, куда хочешь, и от вида всех этих снующих людей и автомобилей, вездесущих вывесок и фонарей, заселённых кем-то домов. Словно тебе только что снился странный сон, а теперь ты проснулся, и никак не можешь понять, что за суета происходит вокруг. Зона отчуждения - это действительно какое-то другое измерение, пустынное и странное, где даже люди, если вам удастся их встретить, другие. Земля сотен тысяч кюри занимает мысли и манит назад.

Часто задаваемые вопросы

Я тоже хочу съездить в Зону. Как это сделать?
Чтобы попасть в Зону легально, лучше всего заказать экскурсию.

Хочу посмотреть места, куда экскурсии не водят (военный городок Чернобыль-2, заброшенная ж/д станция Янов, и т. д.)
Закажите индивидуальную экскурсию (дорого!) либо...

Можно ли попасть в зону самостоятельно?
Да, можно, но на собственный страх и риск. Вам понадобится хорошая физическая форма и снаряжение для бэкпэкинга (рюкзаки, палатки, провиант, навигаторы, одежда и обувь для движения по пересечённой местности). И помните, что Зона - режимный объект, и проникая туда, вы нарушаете закон и можете понести ответственность (за проникновение - крупные штрафы, за попытку вынести «артефакты» – до 3 лет тюрьмы); что многие места в зоне сильно заражены и долго находиться там опасно для здоровья; и, наконец, что по зоне свободно разгуливает большое количество опасных для человека диких животных, таких как волки и кабаны.

Не секрет, что в Чернобыльской Зоне Отчуждения действительно много интересных мест для посещения. Тем более, что, начиная с осени этого года к уже полюбившимся местам добавили разрешение и военного городка Чернобыль-2. Однако среди всех объектов ЧЗО есть такие места, которые особняком держатся от всех остальных. Они просто другие. Здесь особая атмосфера, которая включает в себя симбиоз заброшенности и незримого присутствия человека, колорита Полесья и борьбы Природы за отнятые некогда земли, тишины и густых зарослей. Именно здесь, как нигде, получается проникнуться трагедией людей, которые в силу обстоятельств были вынуждены покинуть свои дома. Такие загадочные и уникальные, колоритные и необыкновенные села Чернобыльской Зоны Отчуждения.
1)

Сёла ЧЗО всегда будут держаться особняком от других объектов Зоны Отчуждения. Если, к примеру, в Припяти сразу после аварии личные вещи и мебель в домах полежали утилизации, то многие предметы, оставленные местными жителями в домах своих сел и деревень, так и остались лежать там с 1986 года. Наверное, именно этим и прекрасны села Зоны отчуждения. Это сродни неординарному музею советской деревни, находящейся в запустении. Кроме сего прочего здесь уникальная природа, которая только добавляет колорита в общую картину восприятия от поездок в Чернобыльскую Зону Отчуждения . В настоящем материале предложены фотографии сёл ЧЗО, сделанных во время поездок в Зону в этом году. Съемка велась в селах Залесье, Копачи, Ильинцы, Ямполь.
2)


Дом в селе Залесье, апрель 2013.
3)


4)


Местный магазин. Так же как и большинство домов Залесья, здание сильно заросло.
5)


Местный ДК.
6)


Дома разрушаются, местность зарастает, железо ржавеет, однако советские пропагандистские лозунги верны своим идеалам и не собираются менять свой облик.
7)


8)


Школа в селе Ильинцы.
9)


Коридор школы, второй этаж.
10)


"Сталкерский" артефакт в школе. В отличие от третьей школы в Припяти, данных предметов здесь практически не встретишь.
11)


Солдатский сапог. Интересно, а что может делать сапог в сельской школе?:)
12)


Школьный спортзал. По сравнению с припятскими спортзалами в школах вполне даже сохранился.
13)


Апрельский разлив реки Уж в селе Ямполь. В середине марта Украину буквально накрыли аномальные снегопады. Апрельское солнце беспощадно уничтожало снег. Вследствие чего окружающая местность была затоплена, а реки ЧЗО вышли из берегов.
14)


15)


Благодаря солнцу и талым водам нашему взору открылась вот такая красота.
16)


17)


Полузатопленные ямпольские избушки.
18)


19)


20)


21)


Село Ямполь в конце августа.
22)


Газета "Сельский вестник" за 25 апреля 1986 года. До аварии на ЧАЭС чуть меньше суток...
23)


24)

Водка "Пшеничная"
25)


26)


Детский садик в селе Копачи, январь 2013.
27)


Кукла. Наверное, один из основных атрибутов детского садика. Как, впрочем, и привычки многих фотографов делать постановочные снимки с куклами в кадре, символизируя, тем самым, весь ужас Чернобыльской трагедии.
28)


29)


Самая зловещая кукла, которая мне попадалась за все 6 поездок в Чернобыльскую Зону Отчуждения.
30)


Село Ильинцы.
31)


32)


33)


34)


Такой вот мотоцикл лежит в одном из домов.
35)


Фотографии - немые свидетели эпохи.
36)


37)


38)

Карта Зоны обязательного отселения в Ильинцах.
39)


Советские грампластинки "Мелодия"
40)


Здесь действительно тихо и спокойно.