Библиотека академии филлипса в эксетере от луиса кана. Louis I

Сегодня мы вам расскажем о выдающемся и прославленном во всём мире архитекторе Louis Isadore Kahn. Давайте насладимся изумительной интерьерной фотосъёмкой и посмотрим на самые яркие работы и шедевры мастера, привлекающие к себе пристальное внимание и интерес общественности.


Визионер и философ Louis Isadore Kahn (Изадор Луис Кан) родился 20 января 1901 года. В процессе своей профессиональной деятельности он изучал способы, с помощью которых архитектура может улучшить жизнь людей и создать в мире великую гармонию.

Для воплощения своих уникальных творений он использовал фактурный кирпич и бетон, а также более изысканные материалы – стекло и металл. Благодаря плодотворной деятельности и значительного вклада в искусство он получил золотую медаль от American Institute of Architects и премию от Royal Institute of British Architects в начале 1970-х годов.

Детство.

Талантливый специалист родился в очень бедной семье в царской России. Эта местность в настоящее время относится к Эстонии. Маленьким он эмигрировал в Филадельфию, где студентом преуспевал в искусстве и музыке.

Также он был художественным редактором журнала Mirror and Record в центральной средней школе. В возрасте 19 лет мастер выиграл стипендию в университете Пенсильвании, где он получил многочисленные награды и степень бакалавра архитектуры в 1924 году.

Юность

Луис Кан работал в некоторых инженерных бюро в Филадельфии, прежде чем создать собственную компанию. В послевоенное время он участвовал в реконструкции городских необычных домов.

Общество.

С помощью своих творений и шедевров он старался облегчить жизнь людей.

Природа

В конструкции этой модели уникального здания City Tower для Филадельфии можно заметить сходство с двойной спиральной структурой ДНК. Таким образом, мастер воспринимает прочную связь между природой и дизайном.

Этот проект так и остался нереализованным, это вдохновило японского архитектора Kisho Kurokawa (Кисе Курокавы) на создание нескольких уникальных работ, подчёркивающих связь между зодчеством и органической биологией.

Обучение

Специалист Kahn был весьма уважаемым преподавателем. Он работал в Йельской школе архитектуры, выиграл стипендию в американской академии в Риме, а также был приглашённым лектором в Принстонском университете и профессором института дизайна в Пенсильвании, где он преподавал до своей смерти в 1974 году.

Самобытный стиль

Он сторонился инноваций и новшеств, а также хотел вернуть символическое и монументальное ощущение в зодчестве.

Как вы можете увидеть, интересные проекты домов архитектора заметно отличаются от творений его модернистских современников.

Художественная галерея Йельского университета (1951-1953). Фасад строения был выполнен с применением кирпича и стекла, при этом оригинальная конструкция сооружения обладает креативным исполнением.

Институт Солка в Калифорнии (1959-1965). Конструктор создал вдохновляющее и функциональное пространство для исследований.

Художественный музей Kimbell в Техасе (1967-1972). Естественный свет являлся ключевым фактором при строительстве этого сооружения. Мансардные окна на потолке пропускают много солнечного сияния, которое рассеивается алюминиевыми отражателями и наполняет пространство невероятной мягкостью и сиянием.

Дома мечты.

Мастер тщательно проектировал конструкцию и внешний облик сооружений, придающий им яркость и аутентичность.

Коттедж Korman в Пенсильвании (1971-1973). Потрясающий стеклянный фасад позволяет членам семьи наслаждаться живописным природным окружением.

Парламент Бангладеша (1961-1983). Он был расположен в здание национальной Ассамблеи, а строительство завершено после смерти зодчего.

Сооружение было возведено с применением местных материалов – камня и мрамора, что позволяет гармонично вписать строение в окружающий пустынный пейзаж.

На следующей фотографии вашему взору продемонстрирован парк и мемориал Franklin D. Roosevelt в Нью-Йорке (1972-2012).

Парк находится на самой южной окраине острова Рузвельт с видом на Манхэттен. Это была последняя работа мастера.

Мы рассказали вам о великолепном и эксцентричном зодчем и философе Louis Isadore Kahn, который в процессе своей профессиональной деятельности интересовался общественной жизнью и социальной ответственностью архитектуры. А вам понравились modern art работы этого специалиста? Расскажите нам о своём мнении в комментариях ниже…

Текст Соны Сосян

Луис Исидор (Израэль) Кан – один из пионеров современной американской архитектуры. Американец неамериканского происхождения прошел долгий путь от исполнительской работы до созданных им шедевров мировой архитектуры. Его теории преподают студентам архитектурных вузов по всему миру.

А те кому посчастливилось воочию увидеть его работы, не перестают удивляться и восхищаться их величием, простотой и странной легкостью, которая и сегодня вдохновляет людей. Луис Исидор Кан, по мнению многих историков, один из выдающихся и значимых американских архитекторов второй половины ХХ столетия. Его архитектура стала в своем роде революционной.


Сам по себе он был человеком вдумчивым, философом с богатым внутренним миром, который находил свое проявление в его работах. Родился Луис в Лайзер-Итс в Пярну (Эстония), и семья носила фамилию Шмиловски. Прожив некоторое время на острове Эзель (ныне Саареамаа), в 1904 году, когда мальчику было три года, семья эмигрировала в США. А позже, в 1912 году, его отец принял решение сменить фамилию на Кан. Так еврейские эмигранты стали американцами. А сам Луис, выросший в Филадельфии в ужасной бедности, создалдесяток величественных зданий, геометрических композиций из кирпича, конкретных и светлых, которые, выражаясь словами критика, «изменяют твою жизнь».Как и многие его современники, Кан изучал архитектуру в средней школе. И она пленила его навсегда. Луис обладал уникальными способностями к музыке и рисованию и решил поступить в Пенсильванский университет на архитектурный факультет, который и закончил в 1923 году. Старт его творчества многообещающим не казался. Он работал в качестве конструктора с несколькими филадельфийскими архитекторами, став впоследствии консультантом по вопросам гражданского строительства и проектирования городов в офисе Джона Молитора.


Но пребывал он на этом посту всего несколько лет, и после окончания масштабной работы над зданиями для Полуторавекой международной выставки (Sesqui-Centennial International Exposition), проходившей в Пенсильвании в 1926 году, отправился в путешествие по Северной Европе, чтобы увидеть архитектуру, которую он изучал удаленно. В то же время он побывал в гостях у своего школьного друга – архитектора Нормана Н. Райса, эту дружбу Кан поддерживал долгие годы.


Познакомившись с авангардистской европейской архитектурой в 1928-29 годах, он призадумался о своих убеждениях во всемогуществе доктрин классицизма. Самое запоминающееся впечатление Луис Кан получил от работ Ле Корбюзье, что и подтолкнуло его к переходу на функционализм. В апреле 1929-го Луис вернулся в США и начал сотрудничать с различными архитекторами, став лидером движения современнойархитектуры в Филадельфии.


В начале 1932 года вместе с Домеником Бернингером он создал Группу архитектурных исследователей (ARG). Впоследствии Группа оказала огромное влияние на развитие не только филадельфийской, но всей современной американской архитектуры и просуществовала до 50-х годов. Однако в годы экономического кризиса Кану не удавалось найти настоящего применения своим силам. Десятилетия Кан работал как помощник и соавтор заурядных архитекторов, лишь изредка самостоятельно выполняя не очень крупные заказы. До 1950-х годов ничто из сделанного им не поднималось выше среднего профессионального уровня. Особый перелом в карьере и жизни архитектора произошел в сорокасемилетнем возрасте, когда он стал преподавать в Йельском университете.


Он старался осмыслить истоки архитектуры, проникая в ее суть, и разработать абсолютность теоретической концепции зодчества. Педагогическая деятельность Кана дала мощнейший толчок его творчеству, что позволило ему перешагнуть рутину, уйти от наборов известных ранее элементов и добиться нового уровня качества в своих сооружениях.


В 1950-м он снова отправился в турне по Европе, в течение девяти месяцев подбирая материалы о монументальности, а также влиянии света и формы в древних зданиях и объектах, которые использовал потом в своих лекциях. Параллельно он стал весомым архитектурным критиком.В своем творчестве он придерживался и утверждал вечные ценности. Выдающийся вклад Луиса Кана в архитектуру заключается в возвращении ей архитектурного пространства, дающего ясное представление о том, как оно создано. Он был убежден, что всякое крупное здание должно начинаться с того, что не поддается измерению; в процессе проектирования, пройдя сквозь измеряемые средства, оно становится в конечном итоге вновь неизмеримым. Создавать пространства, по Луису Кану, значит создавать и свет; без организованного света разрушается ритм, музыка архитектуры, без которых она мертва. «Композитор записывает ноты, чтобы услышать звуки, – писал зодчий. – В архитектуре ритм создается, чтобы родилась музыка соответствий между светом и пространством.


Символы музыки и архитектуры поэтому очень близки. Я верю в то, что архитектура – разумный способ организации пространства. Она должна быть создана так, чтобы конструкция и пространство проявлялись в ней самой. Выбор конструкции должен учитывать организацию света. Структура обслуживающих помещений должна дополнить структуру обслуживаемых. Одна – грубая, брутальная, другая – ажурная, полная света».Наиболее значительные постройки Луиса Кана 1960-х годов – здание медицинских лабораторий Пенсильванского университета в Филадельфии, принесшее ему известность; Биологический институт д-ра Солка в Сан-Диего (Калифорния); Правительственный центр в Дакке (Бангладеш); Индийский институт управления в Ахмадабаде – отмечены ясностью архитектурных форм, простотой и суровой монументальностью. Они-то и стали постройками с ярко узнаваемыми характерными чертами Кана, в которых проявилось авторское стремление к выдержке композиций с акцентированной весомостью формы, геометрической четкостью ее трехмерной структуры, подчеркнутой цветом и грубой фактурой материалов, которые присущи естественным строительным материалам, уравновешенностью и симметричностью в организации пространства и объема.


В последующие годы Кану удается единовременно спроектировать целый ряд крупных объектов по всему миру. С 1948 года и вплоть до своей смерти в 1974 году архитектор предпочитал работать в одиночку. Основой его архитектурной поэзии стали легкость, уважение и трепет перед материалами и окружающим ландшафтом, а также вера в простые геометрические формы. Его исследования оказали огромное влияние на современную архитектуру. А его шедевры не перестают удивлять своей простотой, изысканностью, необыкновенной легкостью и одновременно монументальностью. Он мастерски орудовал простыми формами и материалами, создавая лишь впечатление необъяснимой легкости величия.В то время как художественное наследие Кана – это бескомпромиссный поиск истины и чистоты, его личная жизнь состояла из тайн и хаоса: он умер в нищете и безызвестности, в туалете на станции «Пенн» в Нью-Йорке, оставив три семьи – жену, с которой прожил много лет, и двух женщин, с которыми у него были длительные романы. Плодом одной из внебрачных связей является Натаниэль Кан, режиссер, лауреат различных премий.


В фильме «Мой архитектор» он повествует о жизни и творчестве своего загадочного и разрываемого внутренними противоречиями отца. Размышляя о причинах, по которым он решил снять этот фильм, режиссер заявил журналу Metropolis: «Маленьким мальчиком я не знал, в каком мире живет мой отец. Но то, что я увидел, поразило меня до глубины души. Вы также хотели бы знать о человеке, который привел вас в этот мир. Я снимал другие фильмы, но долгое время я не решался на подобный проект, потому что боялся возвращаться в прошлое. Ведь никогда не знаешь, что там найдешь».

Архитектор Юй Мин Пэй вспоминал, как однажды похвалил Кана за создание Лаборатории медицинских исследований Ричардса. Но тот ответил: «Лучшее еще впереди». Этим лучшим и был Институт Солка.

Джонас Солк, разработчик вакцины от полиомиелита, впервые встретился с архитектором в 1959 году. Он пришел в бюро Кана в Филадельфии и спросил, кого тот может порекомендовать для проекта института-лаборатории. Но увидев работы Кана, Солк понял, что искать никого не нужно.

Их симпатия была обоюдной. О Солке архитектор отзывался как о лучшем заказчике в своей жизни. Перед началом работ Солк сказал Кану, что не хотел бы видеть здесь деревья или траву. «Это должна быть каменная площадь, а не сад», — объяснял ученый. «И мы оба чувствовали, что это будет очень правильно», — рассказывал Кан в одном из интервью.

Джонас Солк и Луис Кан

Солк также признавался Кану, что хотел бы лабораторию, «достойную посещения Пикассо». Архитектор воспринял его слова буквально: здание получилось минималистичным и символичным одновременно, хотя и содержало в себе значительные отступления от первоначального замысла.

Кан не видел большой разницы между замкнутым интеллектуальным сообществом и монахами, а потому стремился сделать Институт Солка похожим на монастырский двор. Впоследствии от этой идеи пришлось отказаться, и от первоначального плана осталась только травертиновая площадь с водоемом. Вокруг нее расположились два приземистых блока лабораторий. На уровне первого этажа протянулись крытые галереи с колоннами — так Кану все же удалось сделать отсылку к архитектуре монашеских орденов.

В первоначальном плане двор замкнутый, а водоем находится в отдалении от лабораторий. Реализованное здание получилось совсем другим: двор разомкнутый, блоки лабораторий стоят параллельно друг другу. Источник с водой стал центральным объектом всего комплекса и делит пополам пустынную площадь между зданиями.

Внутреннее пространство Института поделено на общие лаборатории и личные кабинеты ученых, которые архитектор называл «портиками исследований». Они развернуты во внутренний двор под углом 45 градусов — их зубчатые края разбавляют минималистичную композицию здания. Окна кабинетов выходят на Тихий океан.

И здесь мы подходим к самому интересному: связи этого здания с водой. Первое, что видит человек, пришедший во двор института — это источник, заключенный в узкую прямоугольную форму. Вода стекает в бассейн на другом конце пустынной площади, но его не видно — он находится достаточно низко, чтобы оставаться незаметным для взора; из-за этого кажется, что тоненький ручеек не завершает свой путь на другом конце двора, а течет дальше и возвращается к своему истоку — океану.








Комплекс после реставрации

Природное окружение в институте совмещено с индустриальными методами строительства. Окна и верхние галереи отделаны тиковым деревом — архитектору нравилось, как натуральный материал сочетается с монолитным бетоном, из которого состоят корпуса. Кан оставил внешние стены голыми: «Мы должны делать это — проявлять суть процесса», — считал он и намеренно сохранял архитектуре все ее врожденные «шрамы».

Более ранняя институтская постройка — та самая Лаборатория медицинских исследований Ричардса — оказалась не столь удачной. Студенты жаловались, что в помещениях не хватает места и сложно поддерживать постоянную температуру. Техническая начинка на деле оказалась массивнее, чем в проекте, воздуховоды вылезали за пределы технической зоны и загромождали пространство.

Кан извлек из этого уроки: в Институте Солка лаборатории стали более просторными. Оконные рамы и деревянная обшивка закреплена на специальных балках; их можно открутить, чтобы втащить через окно массивное оборудование. Все коммуникации выведены на отдельные этажи, которые чередуются с рабочими.

Единственное, чего архитектор не учел — это влияние океанического климата. Комплекс сильно пострадал от высокой влажности. Хуже всех пришлось деревянной отделке — окна и облицовочные панели рассохлись, а внутри поселились грибковые организмы и насекомые. Но теперь у Института Солка появится вторая жизнь. Фонд Getty, курирующий реставрацию, настоял на том, чтобы оставить как можно больше оригинальных материалов. Даже прихотливые панели из тикового дерева удалось сохранить на 70%.


По этому видео, снятому 2 года назад, можно наглядно судить о степени износа

Здание нравилось ученым тогда, в 1965 году, и нравится до сих пор. Многие из них говорят, что эта архитектура не только прекрасна, но и умеет настраивать на рабочий лад. Факты это подтверждают: за годы существования в Институте Солка успели поработать 11 человек, ставших нобелевскими лауреатами. Вероятно, он и в дальнейшем сохранит свое значение и как исследовательский центр, и как архитектурное чудо, которое помогает делать открытия и спасать человеческие жизни.

(1901-02-20 ) Место рождения Дата смерти Работы и достижения Важнейшие постройки




Луис Исидор Кан (Louis Isadore Kahn , 20 февраля - 17 марта ) - американский архитектор еврейского происхождения, один из авторов градостроительного плана Филадельфии .

Биография

Луис Кан родился в Эстонии , переехал с родителями в США в 1905 году, окончил колледж искусства и архитектуры Пенсильванского университета в Филадельфии (1920) и архитектурное отделение Школы изящных искусств (1925). Профессор Йельского (1947-1957) и Пенсильванского (1957-1974) университетов. Его творчество оказало существенное влияние на формирование лица американской архитектуры середины двадцатого века.

Избранные проекты и постройки

  • Художественная галерея Йельского университета в Нью-Хейвене (1951-1953);
  • Американская федерация медицинских работников в Филадельфии (1954-1956);
  • Здание Центра еврейской общины Трентона, Нью-Джерси , США (Trenton, New Jersey, USA), 1954-1959.
  • Институт биологических исследований в Сан-Диего , Калифорния , США (San Diego, California, USA), 1959-1966.
  • Завод «Оливетти» в Харрисбурге , Пенсильвания , США (Harrisburg, Pensilvania, USA), 1960-е гг.
  • Административные здания и учебные корпуса в городе Дакка , Бангладеш , (Dacca, Bangladesh), 1962.
  • Индийский институт управления (Indian Institute of Management), Ахмадабад , Индия (Ahmedabad, India), 1962.
  • Проект синагоги конгрегации «Микве Исраэль», Филадельфия , Пенсильвания (Philadelphia, USA), 1961-1970. Неосуществлен.
  • Здание библиотеки Академии Филлипса в Эксетере , Эксетер , Нью-Гэмпшир , 1965-1971.
  • Реконструкция синагоги «Хурва» в Старом городе Иерусалима, Израиль (Jerusalem, Israel), 1968.
  • «Мемориал шести миллионам», Манхаттан , Нью-Йорк , США (Manhattan, New York, USA), 1967-1969.
  • Синагога «Бет-Эль» в районе Чаппаква, Нью-Йорк (Chappaqua, New York), 1966-1972.
  • Центр Вольфсона на территории Тель-Авивского университета, Тель-Авив , Израиль (Tel-Aviv, Israel). Факультет машиностроения и инженеров транспорта.
  • Йельский центр британского искусства , Йельский университет , Нью-Хэйвен , Коннектикут (Yale Center for British Art, Yale University, New Haven, Connecticut), 1969-1974.
  • Дворец конгрессов в Венеции ;
  • Художественный колледж в Филадельфии ;

Напишите отзыв о статье "Кан, Луис"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кан, Луис

– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.

В 60-е годы по развитым капиталистическим странам прокатилась волна массовых протестов против установившейся системы социальных отношений, против буржуазных социально-политических институтов. Так называемое движение «новых левых» - выступление непролетарских слоев населения под леворадикальными лозунгами - достигло своей кульминации в «майских событиях» 1968 г. во Франции и в студенческих бунтах, потрясавших американские университеты. С этим движением была связана абстрактно- гуманистическая критика «непомерной систематизированности» буржуазной цивилизации с ее стремлением к конформизму. Мертвящей выхолощенности, обесчеловеченности буржуазного рационализма противопоставлялись нигилистические лозунги, как, например, принцип «великого отказа», тотального отрицания существующего, выдвинутый Г. Маркузе. Общественные настроения, окрашенные пессимизмом, разъедающим скепсисом, тягой к отрицанию, оказали заметное влияние на все проявления культуры капиталистических стран. Коснулись они и архитектуры.

Фаза «нового движения», развертывавшаяся в конце 60-х - начале 70-х годов, во все нарастающей степени испытывала влияние нигилистических тенденций. Попытки возродить «движение» прививкой утраченных гуманистических начал угасали в атмосфере неверия. Утопическое мышление, подавленное сарказмами антиутопий, уже не служило опорой иллюзий, питающих творчество. Начало этой стадии связывают обычно с идеями поколения приверженцев «новой архитектуры», выступившего на первый план в 60-е годы и в той или иной степени связанного с бунтующей молодежью десятилетия, с «новыми левыми» и их псевдорадикализмом, с пессимистически настроенной буржуазной интеллигенцией. Реальное воплощение этих идей принадлежит в большей части архитекторам, которым к концу 60-х годов было от 40 до 50 лет, т. е. не самой молодежи, по тем, кто полагал, что принимает ее позицию.

Властителем дум творчески активного слоя профессии в начале последней фазы развития «новой архитектуры» оказался человек и совсем уж немолодой - Луис Кан (1901 1074), на некоторое время ставший «пророком молодых». Умелый, но ничем не выдающийся архитектор, в 1947 г. он стал профессором Йельского университета, а с 1957 г.- профессором Пенсильванского университета в Филадельфии. Общение с молодежью пробудило его творческую энергию, направив к исследованию изначальных основ зодчества. Развитие теоретического мышления дало неожиданно сильный импульс творчеству. К подлинному расцвету дарования Кан пришел уже на пороге шестидесятилетия.

Пессимистическая мизантропия, столь очевидно проступающая в идеях и творчестве многих архитекторов 60-х годов, Кану была чужда. Он хранил веру в извечную силу созидательной способности человека. Непримиримый к компромиссам, банальности и фальши, откровенно пренебрегавший общепринятыми стереотипами, он вместе с тем утверждал «старомодные» гуманистические ценности. Казалось, что Кан олицетворяет высший этический уровень профессии, что его творчество возрождает на реальной основе идеал, к которому «новая архитектура» приходила через утопию.

В работах Кана архитектура вновь обретала зримую весомость. Грубовато резкие формы его произведений (свойство, которое позволило критикам числить Кана по разряду пеобруталистов) полны сдержанной силы. В соответствии с академической традицией, к которой Кан полон уважения, он противопоставлял каноническому приему «новой архитектуры» - перетеканию пространств - жесткую артикуляцию частей здания. В структурах его массивных построек, как и в живых организмах, господствует симметрия - нс абсолютная, но частично нарушенная сложностью жизненных функций.

Для каждого функционального процесса Кан вычленяет «свое» пространство, а для каждого пространства - свой источник естественного освещения. Здание медицинских лабораторий Пенсильванского университета (1957-1961) осталось наиболее значительной реализацией его творческих идей. Группа связанных вертикальных объемов - прозрачных башен с помещениями лабораторий и массивных шахт инженерного оборудования - приведена к впечатляюще драматичной композиции. Однако это подобие куста средневековых башен в каком-нибудь городке Италии (в Сан-Джиминьяно, например) менее всего определялось ориентацией на живописную зрелищность. Членения объема со скрупулезной последовательностью следуют организации систем функций, выполняемых человеком, и их технического обеспечения. И композиции ощутима устремленность Кана к вневременным ценностям, к глубоким пластам европейских культурных традиций. Легко ощутить множество влияний, которые испытывал Кан, - в его произведении есть отражение поисков Леду, Ле Корбюзье, Ф. Л. Райта.

Кан стал популярен в известной мере благодаря поверхностной близости его построек тому нарочито грубому стило, который нравился молодежи. Однако он в еще большей степени привлекал сочетанием нестандартности мышления со стремлением восстановить преемственность с культурными ценностями прошлого. Он мог казаться островком устойчивости в зыбком мире, где все идеалы и ценности оказались под сомнением. Он возвращал к мысли о нерасторжимости этического и эстетического, лежавшей в фундаменте утопий «новой архитектуры».

Среди тех, кто пытался следовать но пути, намеченному Каном, едва ли не наибольший успех выпал на долю работающих вместе Герхарда Колмена (род. 1915) и Ноэля Мак- Киннела (род. 1935), создавших новую ратушу в Бостоне, США (1969). Отправной точкой для них был возврат к утопиям жизнестроения. Архитекторы видели свою задачу в «организации процесса управления столь наполненной значением, что сам этот процесс приобретает монументальность, вовлекая всех граждан города». Эту мечту архитекторы пытались осуществить в здании-скульптуре, здании-символе. Оно получило крупные, смелые очертания, его пластическое богатство действительно может соперничать со скульптурной пластикой. Артистично разработаны ритмические темы композиции.

Монотонный синкопический ритм венчающей короны здания, которую образуют три верхних этажа, перебивается крупными, решительно выступающими объемами кабинета мэра и зала заседаний (след обращения архитекторов к опыту Ле Корбюзье, его постройкам в Чандигархе и монастырю Ла Туретт в Эве). Связь с окружающей средой исторического города Кол Мен и Мак-Кин пел стремились установить, опираясь на традиционную тройственность расчленения объема и выбор материалов (светлый бетон, естественный камень, кирпич). Но отношения здания ратуши и среды - это отношения объекта и фона, обычные для «новой архитектуры» со времен ее возникновения. Наклонная поверхность площади превращена в поднимающийся от здании амфитеатр, воплощение идеи городского форума. Однако надежда, что население будет вовлечено в процессы управления через саму форму здания-монумента, так и осталась в пределах родившего ее утопического мышления. Форма не наполнилась реальностью общественного содержания, ие послужила, да и сама по себе не могла послужить матрицей для развития социальных отношений, изменяющих рутинное функционирование бюрократической машины.

Впрочем, оптимизм создателей бостонской ратуши отнюдь не характерен для нового поколения. Гораздо чаще его произведения отражали смятенность, даже трагичность восприятия мира и своеобразную раздвоенность мышления, в котором рационализм сочетался со скептическим недоверием к реальностям бытия, а тяга к эксперименту - со стремлением найти связи с культурой прошлого. Это «третье поколение» увлекалось возможностями современной техники и подчас прибегало к нарочитой драматизации маншнерии, обеспечивающей функционирование современных зданий, превращая здание в подобие декораций научно-фантастического фильма; вместе с тем оно обращалось к «архитектуре без архитекторов», не осознаваемой как профессия, чтобы в ее примитивных моделях найти закономерности систем, обладающих «естественностью» связи с жизнью.

Как это уже было на раннем этапе развития «новой архитектуры», объединяющим началом для «третьего поколения» было отрицание - теперь уже отрицание не академизма, а ортодоксального функционализма. Ему вменялось в вину стремление утвердить разумность в ситуации, хаотической по своей сущности; функционализм упрекали за то, что в стремлении к механическому моделированию действительности он сводил сложность жизни к иерархии функций, отвергая все, что не укладывалось в простые схемы. Подчинение всего расчленяющему анализу, «мания сортировки вещей но лингвистическим категориям»53, в ходе которой опоры, стены и покрытия ясно отчленялись друг от друга, здания - от земли, потоки транспорта - от путей пешеходов, заставляло «первое поколение» жертвовать многозначностью и богатством жизни, так полагали новые теоретики.